– Изящная дилемма, не так ли? – заметила Веспера. – Хороший способ тебя оценить.
– Так это проверка, – произнесла Софи.
– Ты сама взяла себе роль моего врага. Неужели желание узнать, кто мне противостоит, так удивительно?
– Ты пытала невинных людей! – Перед глазами мелькнули раны, которые Софи заметила на родителях. Она понимала, что когда Элвин их обследует, то обнаружит еще больше травм.
– Пытают ради боли и повиновения, – проговорила Веспера, перенося отражение на ближайшее к Софи зеркало, на уровень ее глаз. – А я исследовала. Сначала их. Сейчас – тебя. Хочу увидеть, как ты думаешь. Как сражаешься. Где подводишь черту.
Колени Софи дрогнули – но она шагнула вперед, отходя от друзей.
– Отпусти. Моих. Родителей.
– А не то?
– А не то… мы разрушим ваш комплекс.
Веспера склонила голову.
– Не верю.
– Думаешь, не сможем? – Тэм указал на огромную водную сферу, которую держала Лин.
– Нет, подозреваю, вы на это способны, – ответила Веспера. – Как и подозреваю, что «Лунный жаворонок» может сравнять эти стены с землей, выпусти она свою силу. Но она этого не сделает. И вы тоже.
– Даже не знаю, – протянула Ро. – Они разрушили половину моего города. Ты просто недостаточно их взбесила.
– Вот как, значит? – Глаза Весперы сверкнули, и она впилась в Софи взглядом. – Если я опишу крики твоих родителей, это что-нибудь изменит? Или стоит сказать, что кошмары будут преследовать их до конца дней? Или, может, описать, как они умоляли пощадить их ради дочери? Или как я сказала, что именно дочь виновата в их нынешнем положении?
Софи стиснула зубы, сдерживая ярость, – но взор все равно застелила алая пелена, в душе вскипела кислота, и ее затрясло-затрясло-затрясло. Гнев вцеплялся в нее когтями – пожирал ее, – но она загнала его поглубже, приберегая на будущее, когда Веспера сможет ощутить все до последней капли.
– Почти, – криво улыбнулась Веспера. – Но ты все равно сдержалась. Интересно, остановилась бы ты, зная, что я могу затушить оберегающее их пламя? Могу позволить горгодону отведать их утомленную плоть?
– Не смей!
Софи не знала, кто кричал. Возможно, она сама.
В ушах шумело, голова пульсировала от боли – и горькое отвращение чувствовалось на языке, но она все же выдавила: