И тут же осекается – наверно, при виде Умм Кульсум, распростертой на полу.
– Ты что тут делаешь?
– Отдыхаю.
– Ты не имеешь права ночевать здесь! А чем это воняет? Ты, небось, еще и наблевала тут с похмелья, мерзавка?
Умм Кульсум не отвечает. Пегар орет, задыхаясь от ярости:
– Вон! Я тебя выгоняю!
– Нет.
– И даже не проси, ты уволена!
– Если ты меня выгонишь, я молчать не буду.
Наступает мертвая тишина. Потом Умм Кульсум продолжает – медленно и раздельно:
– Я выложу полицейским все, что скрыла от них. А еще призна́юсь, что́ ты меня подговаривал им сказать.
Снова тяжкая пауза.
– Ну ладно, не будем ссориться! – восклицает Пегар совсем другим, благодушным тоном. – Я тебя оставляю. Это просто от неожиданности… я разозлился… вышел из себя… Но ты не думай, я пошутил! Вставай-ка, мне не хочется, чтобы другие увидели тебя в таком состоянии, ради твоего же достоинства…
– Ради твоего! Боишься, что они подумают: а с чего это шеф так с ней носится?
Пегар смущенно хмыкает и спрашивает ясным, приветливым, почти беззаботным тоном:
– Помочь тебе подняться?
– Да иди ты…
Пегар похохатывает, включает кофемашину и уходит вглубь редакции, беспечно насвистывая, словно хочет показать, что ему море по колено. Там он закрывает за собой дверь.
Через несколько секунд я шепчу Шмитту:
– Путь свободен.