– Вы считаете возможной мою принадлежность к терроризму?
– О нет!
– Почему?
– Потому что ты задаешь себе вопросы, размышляешь. А у террористов вопросов нет, у них есть одни ответы.
– Но ведь есть и умные террористы.
– Абсолютная вера требует не ума, а волевых качеств. Она служит средством не познания мира, а внедрения в мир. Фанатик всегда сталкивается с поводами для сомнения, но он
– Ну, спасибо за доверие.
Шмитт разражается хохотом:
– Лучше благодари меня не за доверие, а за тщеславие: я даже представить себе не могу, что парень, который так старательно и пристрастно изучал мои книги, вдруг окажется тупицей!
Я тоже смеюсь и добавляю:
– Если б вы знали, что мне сказал по этому поводу Бог…
– Молчок! Ни слова! Я желаю это прочесть, а не услышать.
И он кивком указывает мне на соглядатая, вынырнувшего из своего укрытия.
– Слушай, ты, наверно, мечтаешь оторваться от него, от этого топтуна?
– Я не решался вас об этом попросить.
– Здорово! Я никогда еще не занимался этим в жизни – только в своих книгах.
Он с минуту размышляет, потом его лицо проясняется, и он посылает эсэмэску своему шоферу. Затем ведет меня дальше. Узкоглазый крадется сзади, метрах в двадцати.
Мы подходим к театру.
– Сюда!
Мы быстро ныряем в вестибюль, Шмитт обнимает кассиршу, напоминает ей, какие его пьесы игрались в этом театре, и говорит, что хочет повидаться с постановщиком Жераром.