– Теперь мне хана. Я преступник только потому, что моя фамилия Бадави. Моя мать тоже преступница, потому что ее фамилия Бадави. Нас всех смешали с дерьмом, в одну минуту. И ты думаешь, я соглашусь на такую жизнь?
У Хосина заблестели глаза; наклонившись к уху Момо, он нашептывает ему что-то, чего я не слышу.
Момо, как завороженный, произносит отрывистые фразы, перемежая их паузами, словно повторяет то, что ему внушил призрак:
– Нас все презирают… Люди никогда нам не простят, что мы жили с типом, который ухлопал восемь человек и ранил еще двадцать пять… Вот он, идол нашей семьи – убийца!.. Нашего Хосина, нашего любимого Хосина теперь все ненавидят… Стоит о нем заговорить, как нас обзывают преступниками. Но настоящий Хосин – это был Хосин до взрыва, до того, как он стал террористом, тот, которого я знал с самого детства. А эти, здешние, чего они хотят? Чтоб я забыл свое прошлое? Чтоб я остался только братом террориста? Ну конечно, так было бы проще всего!
Хосин крайне возбужден; он обрел прежнюю живость и все энергичнее втолковывает на ухо мальчишке свои доводы. А тот, как под гипнозом, монотонно повторяет их вслух:
– Хосин – слава семьи Бадави! Для всего мира он варвар, но сам он хотел стать героем и мучеником! Я знаю своего брата, я уверен, что он гордился собой. Он взорвал бомбу потому, что гордился этим актом. И хотел, чтобы я тоже гордился им. Вот почему я разыскиваю его вещи. Он оставил мне послание. Я так хочу понять своего брата, но все вокруг мне мешают…
Внезапно он трясет головой, словно решил избавиться от наваждения, и Хосин замирает.
– Что будешь на десерт?
– То же, что и ты.
Момо поворачивается к прилавку и, снова не удостоив хозяина взглядом, требует два апельсиновых флана[11]. Он говорит неразборчиво, гораздо тише, чем со мной, почти шепчет: если этот боров не понимает, тем хуже для него. Хозяин испуганно просит его повторить. Момо нехотя вполголоса повторяет заказ, указав подбородком на куски торта в витрине.
Не удержавшись, я ворчу:
– А погромче нельзя было?
– Я ему плачу! Здесь король – клиент, понял?
Великан ставит перед нами тарелки с десертом. Молчание Момо достаточно красноречиво, и я малодушно воздерживаюсь от благодарности.
В этот момент за окном на улице тормозит машина с мигалкой на крыше.
– Ох, черт! Легавые! – взвизгивает Момо.
В мгновение ока он спрыгивает с табурета, бежит в глубину помещения и запирается в туалете.
На улице хлопают дверцы, и в закусочную входит пара инспекторов-магрибинцев, устало растирая колени.
– Жрать охота! – говорит первый.
– Два кебаба! – командует второй.