– Твой отец пытался вести переговоры. – Маркус напирал на меня, пока не прижал спиной к стене. Комендант наблюдала за нами со скучающим видом. Харпер отвел глаза в сторону. – Его нескончаемая болтовня только дала вероломным кланам время, чтобы собрать побольше союзников и нанять побольше убийц. Даже не заикайся при мне о переговорах. Я вытерпел ад Блэклифа не для того, чтоб вести переговоры. И не для того я выдержал те проклятые Испытания и убил…
Он осекся. Мощное и неожиданное горе проступило во всем его облике, как будто совсем другой человек, сидящий глубоко внутри него, попытался выбраться наружу. Страх шевельнулся у меня в груди. Это в Маркусе пугало больше, чем все то, что я уже видела. Потому что так он становился похож на человека.
– Я не отдам свой трон, Кровавый Сорокопут, – сказал он спокойно. – Я слишком многим пожертвовал ради этого. Будь верной клятве, что дала мне, и я наведу порядок в Империи. А предашь меня – увидишь, как она сгорит дотла.
Я должна исполнить приказ. Я должна остановить гражданскую войну. Или Империя распадется в жадных руках патрициев.
Я склонила голову перед Маркусом.
– Считайте, что уже сделано, Ваше Величество.
27: Лайя
«Лайя,
Ловец Душ сказала, что у меня мало времени, я не успею вызволить Дарина из Кауфа, если останусь с караваном Афии. Один я доберусь туда в два раза быстрее, и к тому моменту, когда вы приедете в Кауф, я найду способ освободить Дарина. Мы… во всяком случае, он… будет ждать тебя в пещере, о которой я рассказал Афии. Если вдруг все пойдет не по плану, воспользуйся картой Кауфа, которую я нарисовал, и придумай план сама за то время, что у тебя есть. Если даже я не смогу, то у тебя все получится – и с твоим братом, и с твоим народом. Что бы ни случилось, помни, что ты мне сказала: пока есть жизнь – есть надежда. Надеюсь увидеть тебя вновь. ЭВ».
Семь предложений.
Семь чертовых предложений после стольких недель в пути. После того, как мы спасали друг друга, сражались бок о бок и выживали. Семь предложений – и затем он исчез, как дым на северном ветру.
Даже сейчас, спустя четыре недели с тех пор, как он ушел, во мне по-прежнему кипел гнев и ярость застилала глаза. Черт с ним, что Элиас не попрощался со мной, главное – он не дал мне возможности оспорить его решение.
Вместо этого он оставил записку. Жалкую коротенькую записочку.
Стиснув челюсти, я сжала в руках лук так, что костяшки побелели. Кинан был тут же, на поляне, где мы решили устроить привал. Стоял, привалившись к дереву и скрестив на груди руки. Он уже успел изучить меня. И знал, что злюсь я из-за своих мыслей.
– Сосредоточься, Лайя, – вздохнул он.
Я попыталась выбросить Элиаса из головы и сосредоточиться, как просил Кинан. Я прицелилась в привязанную к кленовой ветке старую корзину, служившую нам мишенью, и выпустила стрелу, но промахнулась.
До поляны доносился жуткий, леденящий душу скрип обдуваемых ветром повозок. Уже настала глубокая осень. Скоро придет зима, а значит, выпадет снег. Если снег перекроет горный перевал, то мы не сможем добраться до Кауфа, Дарина и Элиаса, пока не наступит весна.
– Перестань нервничать. – Кинан отвел мою правую руку назад, и я снова натянула тетиву. Он источал тепло, отгонявшее ледяной воздух. От его прикосновений по руке до самой шеи побежали мурашки, и он наверняка это заметил. Он кашлянул и взял мою руку крепче.
– Расправь плечи.