– Это все, ради чего вы пришли?
– Да. А теперь прощайте.
Вернер на пороге остановился: ему хотелось пожать Печорину руку, но Григорий Александрович смотрел на него холодно, и он вышел.
Вот люди: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности!
Григорий Александрович взглянул в окно. Ему это было уже все равно. Осталось закончить одно дело, и тогда можно будет перейти к осуществлению собственного плана.
Но сначала надо подготовить обвинение против Раевича. Едва ли его станут судить публично (не такой случай), однако доказательства виновности банкомета добыть необходимо – слишком трудно поверить в то, что он задумал, современному человеку, да еще придерживающемуся модных нынче материалистических взглядов.
Григорий Александрович отправился в присутствие. Князь был на месте. За эти дни он здорово постарел – должно быть, сильно переживал из-за грядущего визита императрицы.
Разговор с ним получился недолгий. Печорин подробно изложил свои подозрения. Михаил Семенович слушал внимательно, хотя и не без недоверия.
– Что-то вы, голубчик, намудрили, – сказал он, когда Григорий Александрович закончил. – Машина, дýши… Насчет убийств женщин вы, наверное, правы, но что мы можем предъявить этому Раевичу? Свидетели надобны. Те, с кем он пари заключал. Да только они разве скажут? Это ведь и себя на каторгу обречь означает… – Скворцов задумчиво покачал головой. – В такой непростой ситуации – ввиду высочайшего визита – конечно, можно было бы взять его под стражу или выслать до окончания, но я об этом Раевиче многое знаю: подготовил мне уж про него доклад Митрий. Я про все примечательные фигуры, что в Пятигорске объявляются, велю полицеймейстеру узнавать. А Раевич в высшей степени примечателен. С большими людьми дружбу водит. Говорят, и с великими княжнами знаком.
– О том я и говорю, – сказал Григорий Александрович. Он был готов к такой реакции, поэтому не разозлился. – Раевич не просто так ждет высочайшего визита. Во время представления он себя и покажет.
– Вы человек молодой и потому впечатлительный, – наставительно проговорил Скворцов. – Машина его – игрушка. Мало ли что почудится в темном подвале-то.
Григорий Александрович терпеливо вздохнул. Он особо и не рассчитывал, что ему поверят. И все же… надеялся. Видимо, зря.
– Надобно приставить людей к княжне Лиговской, – сказал он. – Охранять денно и нощно. Раевич прямо назвал ее следующей жертвой. Конечно, если только я буду свидетельствовать, он отопрется. Нужно, чтобы несколько человек выступили. Вулича придется разыскать и вернуть. Добиться от него признания. Он, вероятно, убил Асминцеву. Кажется, это его я видел утром после той ночи, когда нашли тело второй жертвы – поручика тошнило прямо среди улицы.
– Возвращался домой после черного дела, – понимающе кивнул Скворцов.
– Так что признание Вулича необходимо, – повторил Григорий Александрович. – И по поводу пари с Раевичем, и относительно убийства.
– Это надобно охранку подключать, – поморщился князь. – Они-то от любого добьются. Но сор из избы, как говорится…
– А если пострадают члены царской семьи во время пребывания в Пятигорске, вам конец, Михаил Семенович! – жестко сказал Григорий Александрович. – Решайте сами. Вы просили помочь – я помог.
Скворцов побарабанил пальцами по столу, пожевал губами.
– Еще это новое убийство, – пробормотал он, искоса взглянув на Печорина.
Тот мгновенно выпрямился.