— Может быть, — произнес он задумчиво. — Хотя там вообще-то темновато. У вас отменное зрение, герр Мурашко!
— Не жалуюсь, — подтвердил я.
— Гуте нахт[2]! — кивнул он и вышел.
Проводив его взглядом, я зевнул и отправился к портье. Тот, как ни в чем не бывало, торчал за своей стойкой.
— Благодарю, что вызвали полицию, герр…
— Мюллер, — подсказал он. — Не стоит благодарности, герр Мурашко. Это мой долг.
Он принял напыщенный вид.
— Эти люди не вызвали у вас подозрения, когда проходили через холл? — спросил я.
— Нет, герр Мурашко, — покрутил он головой. — Я не видел их здесь. Полицайкомиссар уже спрашивал. Полагаю, они вошли в отель через служебный вход. В это время он обычно заперт, но их кто-то впустил.
Даже знаю кто. Через тот же ход вытащили бы и нас с Викой. Хорошо, что проснулся своевременно. Слизень — сука! Надо было все же организовать ему инфаркт.
— Разбудите меня на завтрак, — попросил портье…
***
Перед завтраком я рассказал Вике о происшествии. Выдал версию-лайт. Дескать, ломились в номер, но набежала полиция, вызванная портье, и повязала негодяев. Вика поохала, но мигом успокоилась. Замечаю я в последнее время такое за любимой. Безоговорочно верит в мою счастливую звезду. Ее Миша может все. От смертельной болезни исцелить, КГБ раком поставить. Если бы… По краешку прошли.
После завтрака я навестил Воронова, попросил позвать Терещенко и рассказал историю им. Выслушали меня с угрюмыми лицами.
— Ну, и что теперь? — спросил министр.
— Вам не будет ничего, — успокоил я. — Спали, ничего не слышали. Это моя личная война, Владимир Сергеевич. Так что оправляетесь в город, посещайте магазины, покупайте подарки родным. Кстати, возьмите, — я достал из кармана конверты с командировочными от Шредера. Мы с Викой их не тронули. — Пригодятся. У меня здесь будет работа и зарплата.
Воронов с Терещенко помялись, но конверты взяли. Вот и правильно.
— Жаль расставаться, Михаил Иванович, — вздохнул Терещенко. — Когда теперь свидимся?
— Еще в этом году, — успокоил я.
— Не боитесь КГБ? — удивился он.