— Это не ваша забота, — улыбнулся он. — Формальности беру на себя. Как и разрешение для вас с супругой проживать в Германии.
— Данке, — кивнул я. — Осталось уточнить вопрос с оплатой.
— Десять тысяч марок в месяц! — победно объявил он. — Как профессору и доктору наук.
— Не пойдет, герр Шредер, — покрутил я головой.
— Почему? — изумился он.
— Небольшой сеанс арифметики. Я в состоянии исцелить за день не менее двадцати детей. Предположим, работаю двадцать дней в месяц. Итого четыреста пациентов. Делим десять тысяч на четыреста, получаем двадцать пять марок. Двадцать пять марок за исцеление от неизлечимой болезни! Извините, но я не работаю за миску супа.
— Сколько вы хотите? — буркнул он.
— В СССР мне платят пятьсот рублей за пациента. По курсу Государственного банка СССР это тысяча двести пятьдесят марок. А теперь ответьте: почему немец должен платить мне в пятьдесят раз меньше? И какой смысл мне соглашаться на такие условия?
Он закашлялся.
— Вы хотите получать больше звезд Бундеслиги, — произнес с осуждением.
— Ну, так в чем вопрос? — лучезарно улыбнулся я. — Пригласите футболистов исцелять детей. Вместе порадуемся. Извините, но пора за стол. Коллеги заждались.
— Погодите, герр Мурашко! — ухватил он меня за рукав. — Я подумаю над вашими условиями. Кое-что придется согласовать. Вы ведь не уезжаете завтра?
— Нет, — успокоил я. — Но через день планировал отправиться в Берлин. У меня приглашение из клиники «Шарите».
— Эти осси[5] не заплатят больше, — замахал он руками. — У них нет денег. Не спешите уезжать, герр Мурашко, мы договоримся.
— Буду ждать, — кивнул я.
— Получили от немцев предложение? — спросил Воронов, когда мы вернулись за стол.
— Да, — ответил я. — Все, как обещал. Они берут на себя формальности по нашему пребыванию здесь. Осталось уточнить вопрос оплаты, но, думаю, договоримся. Все будет тихо.
— Хорошо бы так! — вздохнул он.
— Не волнуйтесь, Владимир Сергеевич! — улыбнулся я.
Рано радовался…