Черный дом,

22
18
20
22
24
26
28
30

Тэнзи медленно качает головой. Она взяла себя в руки, вновь может игнорировать свои истинные чувства.

– Горг не выглядит как человек. Отнюдь.

– Вы сказали, что он дал вам перо, которое торчало у вас из-за пояса. Он выглядит как птица?

– Горг не выглядит как птица, он птица и есть. И знаете какая? – Она наклоняется вперед, теперь у нее лицо шестилетней девочки, которая собирается сказать самое ужасное, что может прийти ей в голову. – Ворон. Вот кто он, большой старый ворон. Весь черный. Но не блестяще черный. – Ее глаза становятся очень серьезными. – Он пришел оттуда, где ночь царит всегда. Это из стихотворения, которое мы учили в девятом классе по указанию миссис Норманди. «Ворон» Эдгара По[90].

Тэнзи выпрямляется, довольная, что поведала этот эпизод своего прошлого. Джек догадывается, что та же удовлетворенность читалась и на лице мисс Норманди, когда ученики один за другим декламировали это стихотворение, но, конечно, в глазах учительницы не было этого нездорового блеска.

– Место, где ночь царит всегда, не является частью этого мира, – продолжает Тэнзи. – Вы это знаете? Оно расположено вдоль этого мира и вне его. Вам нужно найти дверь, чтобы попасть туда.

Джек внезапно понимает: он словно говорит с Джуди Маршалл, но Джуди, лишенной бездонной глубины души и невероятной храбрости, которые и спасли ее от безумия. Как только он вспоминает о Джуди, у него возникает желание вновь увидеться с ней, очень сильное, потому что Джуди – один из важнейших элементов картинки-головоломки, которую он складывает воедино. Она, возможно, ключ, но при этом и дверь, которая открывается этим ключом. Джеку хочется вырваться из темной, давящей атмосферы «Эйрстрима» Тэнзи; хочется отменить встречу с Громобойной пятеркой и помчаться по шоссе, через холм, к Ардену, где в отгороженном от внешнего мира отделении Д сияющая Джуди Маршалл обрела свободу.

– Но я даже не хочу искать эту дверь, потому что у меня нет желания попасть туда, – напевно продолжает Тэнзи. – Там, где ночь царит всегда, – плохое место. Слишком много огня.

– Откуда вы знаете?

– Мне показал Горг, – шепчет Тэнзи. Взгляд ее перемещается с лица Джека на стакан со Скуби-Ду. – Горг любит огонь. Но не потому, что около огня ему теплее. Потому что огонь все сжигает и этим радует Горга. Горг говорил… – Она качает головой, подносит стакан ко рту, но не пьет. Наклоняет стакан, чтобы жидкость поднялась к ободку, потом слизывает ее языком. Ее взгляд вновь находит его глаза. – Я думаю, мой чай – волшебный.

«Готов спорить, думаешь», – мысленно вздыхает Джек. Ему искренне жаль потерявшую разум Тэнзи.

– Тут нельзя плакать, – говорит она ему. – У тебя такое лицо, будто ты сейчас расплачешься, а здесь плакать нельзя. Миссис Норманди не разрешает. Впрочем, ты можешь поцеловать меня. Хочешь поцеловать меня?

– Разумеется, хочу, – отвечает он. – Но миссис Норманди не разрешает и целоваться.

– Жаль. – Тэнзи вновь языком слизывает бренди. – Мы сможем поцеловаться позже, когда она уйдет из комнаты. И ты сможешь обнять меня, как Лестер Мун. И делать все, что делал Лестер Мун. Со мной.

– Спасибо, – отвечает Джек. – Тэнзи, ты можешь сказать, что еще говорил Горг?

Она наклоняет голову, выпячивает, потом втягивает губы.

– Он сказал, что пришел сюда через огненную дыру. С краями-створками. Он сказал, что я – мать и должна помочь своей дочери. В стихотворении ее звали Линор, но ее настоящее имя Ирма. И он сказал… он сказал, что злой старик съел ее ногу, но с моей Ирмой могло случиться что-то и похуже.

На пару секунд Тэнзи уходит в себя, исчезает за застывшим лицом: рот приоткрыт, глаза не мигают. Потом возвращается оттуда, куда уходила, напоминая оживающую статую. Голос едва слышен: «От меня требовалось покончить с этим стариком, покончить раз и навсегда. Только вы подарили мне эти прекрасные лилии, и я поняла, что этот старик – не убийца, так?»

Джеку хочется кричать.

– Он сказал, что с Ирмой могло случиться кое-что и похуже, – недоверчиво шепчет Тэнзи, – только не сказал, что именно. Вместо этого показал. И пока я смотрела, чувствовала, что у меня горят глаза. Хотя я и могла видеть.