Годсгрейв

– ВоронаВоронаВоронаВоронаВорона!

– КАК МЕНЯ ЗОВУТ?!

– ВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНА!

Мия закрыла глаза, упиваясь этой атмосферой, позволяя ей просочиться сквозь поры своей кожи.

Сангии э Глория.

Она повернулась к ложам сангил и посмотрела на восторженную донну Леону, вскочившую с места. Взглянула на клетку гладиатов с Сидонием, Мечницей и Мясником у прутьев, кричавших ее имя и стучавших кулаками по железу. И, наконец, в толпе, среди моря улыбающихся лиц, увидела девушку. Длинные рыжие волосы. Голубые, как ясные небеса, глаза. Со светящейся, как солнца, улыбкой, Эшлин подняла руку, вытянув пальцы.

И послала Мие воздушный поцелуй.

В ту неночь Коллегия Рема пировала, как костеродные. Длинный стол в камерах под ареной был заставлен едой и вином, братья и сестры гладиаты поднимали тост за победу Мии, словно древние лорды и леди. Фуриан сидел во главе стола, как король, поскольку это место было отведено чемпиону. Но если это королевство, то теперь у него появилась королева. Сидя в конце стола, с серебряным венком победителя на копне длинных черных волос, Мия Корвере подняла чашу с вином и улыбнулась, как безумная.

Гладиаты уже достаточно оправились от отравления. Под действием адреналина от триумфа Мии они много пили и мало ели, вспоминая битву снова и снова. Сидоний так громко ликовал, будто сам одолел чудище. Закинув мускулистую руку на шею Мии, он объявил это величайшей победой, которую когда-либо видел на песках.

– За эту великолепную мелкую сучку! – проревел мужчина.

– Отвали от меня, гребаный громила, – улыбнулась Мия, отталкивая его.

– Никогда не видел ничего подобного! – не унимался Сид. – А ты, Мечница?

– Не-а, – женщина улыбнулась, поднимая чашку. – Такого никогда.

– Волнозор?

– Победа, достойная Пифия и Просперо[37]! – заявил крупный двеймерец.

– А ты, Мясник? И что насчет тебя, Отон?

– Не-а, – ответили они. – Никогда.

– За Ворону! – взревел Сид, и все в помещении подняли чаши.

Только Фуриан хранил молчание, отхлебывая свое вино так, словно оно было отравлено.[38] Его взгляд, полный подозрений и хладной ярости, не отрывался от Мии. Девушка догадывалась, что, несмотря на недомогание, он наблюдал за ее сражением и наверняка чувствовал, как она призывала тьму. Но отрицать блистательность данной победы было невозможно, и как бы вид серебряного венка на ее макушке не заставлял его сердце обливаться кровью, Непобедимый мудро держал свою желчь при себе.

Время от времени Мия смотрела через стол своими чернильно-черными глазами и прожигала чемпиона взглядом; в ее животе набухали тошнота и голод, появлявшиеся в его присутствии. Глядя на место во главе стола, она дала себе мысленное обещание.