Она пыталась говорить ровным голосом: не его вина, что она – такая идиотка.
– Поэтому найдите себе в коридоре стул поудобнее.
Хиро улыбнулся и поклонился, прикрыв кулак ладонью. Сунув шлем о́ни под руку, он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Она видела его силуэт, нарисованный алым солнцем на рисовой бумаге, как в кукольном театре теней, выступающих с пантомимами на праздниках. Она зашла в гардеробную и, усевшись перед зеркалом, принялась распутывать колтуны в спутанных волосах, стараясь не думать ни о снах, ни о детских фантазиях, ни о юноше, сидящем за дверью спальни.
Из зеркала на нее смотрела нищенка-замарашка: грязная кожа – вся в пятнах крови о́ни, забрызгавших одежду, босые ноги с облезающей кожей.
Она чувствовала себя уродиной. Такой же уродиной, как этот город и люди, которые им правили.
В гостевом помещении была устроена отдельная купальня, и она долго отмокала в восхитительно теплой воде, наблюдая, как засохшая грязь, кровь и пот, отслаиваясь, образуют грязную пену на поверхности. Шампунь пах глицинией. И вдыхая этот аромат, она поплыла по волнам памяти, вспоминая деревню на верхушках деревьев. Нож в своей руке. Кровь на полу.
Обещание.
В одиночестве и пульсирующей тишине она постепенно ощутила пустоту внутри себя. Как будто кто-то взял и вытащил часть ее души, медленно и осторожно, так что она и не заметила, пока не обнаружила пустую полость. Теперь она болела. В голове у нее возникло странное чувство нехватки, ощущение, что она забыла что-то столь же важное, как собственное имя или лицо. Она попыталась ухватить это чувство, чтобы найти его источник. Отец? Мать? А потом она моргнула, проведя рукой по глазам.
Она скучала по нему. Не так, как курильщик лотоса скучает по косяку или пьяница по бутылке. Ее чувство было мягче – нежное, грустное и глубокое – боль одиночества по утрам без пения птиц, боль цветка, тоскующего без солнечного света. Она протянула руку, настроившись на кеннинг, и почувствовала его теплым пятнышком на окраине разума. И хотя она была слишком далеко, чтобы услышать ответ, она все равно послала это чувство ему – немое неуклюжее признание в любви, боль разлуки с ним.
Она закрыла глаза, почувствовала теплые слезы на ресницах.
Обсохнув, она услышала, как открылась дверь в купальню. Дотянулась до своей грязной одежды и схватила в руки танто.
– Хиро-сан? – спросила она.
В дверях появилась девушка примерно ее возраста, с идеальной кожей и большими красивыми глазами, темными, как черное дерево, подкрашенными тушью. На пухлых губах длинной вертикальной полосой блестела темно-красная помада. Прекрасный наряд фурисодэ[14] из алого шелка, по которому трепетали белыми лепестками цветы вишни. Волосы уложены изящной спиралью, пронзенной заколками из слоновой кости и украшенной кроваво-красными кисточками. По земле тянутся длинные рукава. В руках она держала огромный сверток одежды, судя по всему, довольно тяжелый.
– Простите меня, госпожа, – она опустилась на колени, глядя в пол. – Хозяйка этого дома прислала меня передать это вам.
– Принцесса Аиша?
– Хай, – девушка снова поклонилась и положила сверток у ее ног. – Меня зовут Тора Мичи. Моя достопочтенная хозяйка приглашает вас на чашку чая, как только вы примете ванну и отдохнете. Она хочет сердечно поблагодарить вас за Томо.
– Томо?
ebooksa