Сёгун вынул чейн-катану – стальные зубцы заскользили у края ножен со звонким серебристым переливом. Одним взмахом он разрезал упряжь, закрепленную на крыльях Буруу, и сеть из резины и стали упала на пол. Из остатков упряжи выпало три пера, широкие, светлые, с аккуратно срезанной остью. Буруу передернуло, когда Йоритомо провел пальцами по новым перьям, отраставшим на крыльях, – они тускло переливались металлическим блеском, целые, совершенные. Сёгун резко, с шипением, вдохнул сквозь зубы – не веря своим глазам, сузившимся от переполнявшего его гнева.
– Так это правда, – Йоритомо дернул челюстью и закусил губу.
– Великий господин, – обратился к нему Хиро. – Я уверен, что Юкико ничего не знала об этом.
– Она умеет читать мысли зверя. – Йоритомо даже не посмотрел в сторону Железного самурая. – А ты смеешь мне заявлять, что она ничего не знала?
– Я уверен, что есть этому объяснение…
– Так объясни!
– Может, она не знала…
– Нет, это
Хиро посмотрел на Юкико отчаянным, беспомощным взглядом. Затем он упал на колени и прижал голову к камню.
– Прости меня, великий господин.
Сёгун снова повернулся к Буруу, шипя сквозь стиснутые зубы. Железные самураи опустили мечи, вращая клинками зазубренных чейн-катан в нескольких сантиметрах от шеи Юкико. Потоки воздуха подхватывали пряди ее волос, которые падали на яростно жужжащие клинки и, обрезанные, медленно опускались на землю.
Юкико моргнула, помотала головой, пытаясь прояснить мысли. В ушах звенело. Из опухшей щеки текла кровь, медленно стекая по изгибу подбородка и капая на землю у ног.
– Где твое уважение? – прорычал Йоритомо арашиторе. – Ты думал, это наглое дитя сможет перехитрить меня? – он указал катаной на Юкико, качая головой. – Но теперь ты узнаешь, кто я. Узнаешь, что значит бросить вызов тому, кто избран Хатиманом. Я научу тебя. Вытяни крылья.
– Я знаю, что ты меня понимаешь! – прорычал Йоритомо. – Вытяни крылья или она сдохнет!
Перед ним возникли картины безрадостного будущего – бесконечные дни взаперти, в ржавой клетке под этим удушающим небом. Быть рабом безумного князька. Постоянно терпеть этих насекомых, что будут таращиться на него выпученными глазами. Лишиться свободы, лишиться родного неба. Одно дело потерять перья. А страх перед этим сумасшедшим, готовым отрубить его крылья, был почти всепоглощающим.