Предатель рода

«В другой раз, большая глыба».

Он видел их живыми последний раз.

Тело Масару Юкико забрала с собой, когда улетела на север. Его хотя бы достойно похоронили. Но ради Касуми собаки сёгуна вряд ли жгли пожертвования для Энма-о. Вряд ли посыпали ей лицо пеплом, как велит «Книга десяти тысяч дней». Может, просто бросили ее тело в каком-нибудь сыром переулке, и его сожрали крысы-трупоеды. Сможет ли Судья Девяти кругов ада взвесить ее по справедливости, если с ней не провели никаких обрядов? Хватит ли поминальных табличек, которые Акихито оставил на Рыночной площади, чтобы помочь ее душе?

Будь ты проклят, трус. Ты должен был умереть вместе с ними. И если она попала в царство Йоми и теперь томится там голодным призраком, ты, по крайней мере, был бы с ней. Она хотя бы не томилась там одна.

Хана схватила его за руку, вырвав из мрачных мыслей в глубокий мрак улиц Кигена. Она затащила его в узкий переулок между грязным текстильным магазином и небольшим храмом. Втиснувшись рядом с ним, она прижалась к нему, дыша медленно, осторожно.

– В чем дело? – спросил он.

– Ш-ш-ш! – Она прижала палец к его губам.

Акихито нахмурился, но замолчал. Хана смотрела прямо в стену – веко закрыто, ресницы трепещут. Затем он услышал звук тяжелых сапог, выглянул на улицу и увидел двух бусименов, выходивших из переулка в полуквартале от них. Черное железо, кроваво-красные накидки с гербом. Они толкали перед собой молодую женщину.

Их голоса заглушал стон и лязг завода. Сердце Акихито колотилось в груди. Первый бусимен снова толкнул девушку. Невысокая, красивая, она пальцами сжимала рваное кимоно служанки на груди. Заплаканное лицо, растекшаяся по щекам краска, спутанные волосы и покрасневшие от слез глаза.

– Вали давай. – Один из бусименов завязывал оби, под мышкой у него была видна боевая дубинка. – И больше не суйся сюда, девочка. Ваш хозяин не должен отправлять вас в Даунсайд до рассвета.

Вся в слезах, девушка бросилась в сторону особняков Апсайда на холме. Второй солдат крикнул ей вслед:

– Еще раз поймаем после комендантского часа, домой на четвереньках поползешь!

Акихито взглянул на Хану, когда несчастная служанка, рыдая, прошла мимо в разорванной одежде. Та встретила его взгляд и равнодушно пожала плечами – для жизни в самом низу навозной кучи нужна была маска безразличия. Но он видел и сжатую челюсть. И дрожащие кулаки.

Два бусимена прошли мимо узкого входа в переулок, посмеиваясь между собой, даже не взглянув в их сторону. Когда их шаги и грубые разговоры растаяли в темноте, Хана кивнула Акихито, и они поспешили дальше.

– Откуда ты узнала, что они там? – Акихито мельком взглянул на переулок, о котором девушка-служанка никогда не забудет. В куче мусора сидели две жирные крысы-трупоеда, внимательно разглядывая их. Одна принюхивалась, обнажив изогнутые желтые клыки в черных деснах.

– Услышала. – Хана не оглядывалась и говорила тихо.

– Забавно, что я не услышал.

– Попробуй остаться одноглазым. Увидишь, как улучшится твой слух.

Они перебегали с места на место сквозь туман, несколько раз останавливаясь по сигналу Ханы и ускользая в тень или в узкий проход, чтобы спрятаться от патрулей бусименов или грохочущих над головой неболётов. Солдаты патрулировали улицы бессистемно, но Хана всегда замечала их первой и, тихо шипя, утаскивала Акихито со света. Она двигалась как рыба в воде, падала камнем при приближении бусименов, растворяясь, точно дым в темноте. Это было жутко. Обескураживало.

Когда они приблизились к почтовому ящику, она втолкнула его в нишу рядом с витриной пекарни, треснувшим навесом и мутным стеклом. Прижавшись к Акихито, она уставилась в пространство. И снова ее веко задрожало, словно на ветру, радужная оболочка глаза закатилась. Дакен наверху прыгнул с одной крыши на другую, грациозно, несмотря на свое уродливое тело.