Дакен подкрался к здоровяку, потерся о его ногу и замурлыкал. Акихито, улыбнувшись, наклонился и потрепал кота за искалеченными ушами.
– Странно, – сказала Хана. – Он терпеть не может, когда его гладят. В последний раз он оцарапал незнакомца, который пытался его погладить, от локтя до запястья. Но к тебе он привязался, как торчок к трубке.
– Что ж, мы, охотники, должны держаться вместе.
Хана смотрела, как Дакен прижимается головой к пальцам Акихито и мягко мурлычет, закрыв глаза.
– Ну ладно. – Она кивнула Акихито. – Пойдем?
– Хай. – Он выпрямился и натянул шляпу на лоб. – Почтовый ящик находится в уединенном месте, но там все еще могут быть бусимены, так что смотри в оба… – Тут взгляд Акихито наткнулся на ее кожаную повязку, и он покраснел.
Она ухмыльнулась, увидев, как он смутился, провел рукой по косам, что-то забормотал, – так мило.
– Боги, прошу прощения, – произнес он. – Ну, ты понимаешь, о чем я…
– Понимаю, Акихито-сан. И это прекрасно, правда.
Она тихонько улыбнулась под новым платком.
Они крались по мрачным, запутанным лабиринтам Даунсайда. Акихито хромал впереди, Хана двигалась следом. Дни становились всё холоднее, а ночи – всё темнее. После полудня Богиня Солнца уходила на покой, и жители Кигена пробирались домой, подгоняемые комендантским часом и тьмой, словно голодными волками. Шаги бусименов доносились издалека – они грохотали по потрескавшемуся булыжнику, по некогда людным улицам, которые теперь были пусты, как и их престол. И за закрытыми дверями люди Кигена смотрели на дворец, примостившийся на склоне холма, и шептались. Или замышляли что-то. Или просто молились.
Парочка старалась держаться как можно дальше от света, девушка теперь шла впереди, тихо, почти беззвучно. Из самых темных глубин города доносилась вонь с залива Киген, шипение и лязг перерабатывающего завода, душившие сияние далеких звезд. Улицы освещали светильники, заправленные чи, – крохотные иглы света, горевшего в чашах в форме цветков лотоса. Мимо на резиновых гусеницах проехал глашатай Гильдии, похожий на толстого безликого коротышку из металла с кучей заклепок, со спиной, утыканной выхлопными трубами, и колоколами в коротких руках.
От дыма, шлейфом тянувшегося за механоидом, у Акихито запершило в горле. Запах напомнил ему трубку его друга Масару, его пальцы в пятнах, смешливый взгляд.
Он посмотрел на свою правую ногу. Когда он ступал пяткой на землю, тупая боль в его ране усиливалась. Он всё еще видел их мысленным взором: скорчившийся на полу тюремной камеры Масару, его испачканные красным руки и рот. Касуми у стены, в луже крови, расплывавшейся вокруг нее, пузыри на губах, когда она произносила последние слова.