Она моргнула, взяла себя в руки, и в голове тихо зазвучал голос Дакена «иди-иди-иди», и тогда она упала на колени и поползла в трубу из черного камня шириной десять футов, погружая ноги по щиколотку в вонючий поток темной слякоти. Она услышала, как брат прорычал предостережение другим солдатам, когда рядом с ней упал Акихито, и через секунду свалился Йоши. В трубу ворвалась вспышка пламени под высоким давлением. Джуру потянул Хану вниз, и огонь опалил воздух над головами. Лотосмены кричали, падали, бились.
Грохотали тяжелые шаги.
Слышался звон стали.
Грязные каменные стены освещал тусклый солнечный свет, нос заполнила вонь дыма, дерьма и гниющих трупов. Джуру держал Хану за руку и бежал по жиже, спотыкаясь в темноте. Эхо от их шагов десятикратно усиливалось в бездонной тьме. Сзади раздался крик, полный боли. Это просвистела свою песнь цепь кусаригамы Акихито. Хана потянулась к крысам сверху и снизу, потянув Джуру влево, к ближайшей развилке. Топот, сбившееся дыхание, пот заливает глаза, липкая слизь на руках, бьющая в нос вонь. Она бежала, пока легкие не вспыхнули огнем, пока не затряслись ноги, пока сердце не начало тонуть в масле и кислоте, а живот не превратился в бурлящий клубок. Вокруг нее спешили крысы-трупоеды, темные, с острыми мордами, покрытые вонючей жижей, мертвые глазки-бусинки пронзали тьму впереди.
Громкие шаги сзади – десятки солдат топали по жиже, а свет фонарей заставлял их тени танцевать на влажных черных стенах. Тяжелое дыхание Акихито, его хромая поступь, хрипы боли. Где-то споткнулся Йоши, прижимая руку к окровавленным ребрам. Лотосмены были слишком громоздкими и не могли их преследовать в своих костюмах. Но звуки были такими оглушающими, словно за ними гналась половина армии Кигена, гончие в металлической броне с оскаленными клыками быстро бежали по кроличьему следу.
Она потянулась к Кеннингу – крошечный ум, маленькие глазки, длинные желтые ухмылки. Страх превращался в ярость, которая затопила их. Целые выводки лоснящихся тел и громадных одиночек собирались в тихой, прекрасной тьме –
– Помоги мне, Йоши, – выдохнула она.
Он сглотнул, поморщился, кивнул. Они сплелись мыслями, направили их крысам – звали, притягивали, умоляли. И вот мимо пронеслась одна черная капля с обнаженными грязными клыками. Потом еще горстка, затем дюжина. Они прислушивались к скрежету, что звучал в глубине их разума, звенел в пустоте за глазами, разбухал, заполняя всю голову, тело, покрытое облезлым мехом, хвосты, болтающиеся обрывками старой завязанной узлами веревки, когти, покрытые грязью, и пасти, измазанные кровью. Хана услышала крик солдата, лязг стали о камень, всё больше крыс, рожденных в сточных канавах, потоком неслись мимо них, пока они убегали дальше и дальше.
Снова крики за спиной. Крики боли. Нет времени останавливаться и слушать, давить или драться. Надо просто бежать, хотя каждый новый шаг и кажется невозможным, хотя в глубине ее горла кипит обжигающая рвота, хотя каждая мышца плачет и кричит от напряжения, растягиваясь и щелкая. Поворот вслепую на каждой развилке, прямо, влево, влево, вправо. Иногда тьму пронзал слепящий свет, падающий сквозь водосточные решетки над головой. Акихито наконец задохнулся, навалился на стену и упал в грязную жижу, прижав руки к кровоточащему порезу на бедре. Йоши упал на колени, и из раны на боку между пальцами потекла густая кровь, красная, горячая. Хана, задыхаясь, стояла на четвереньках, ее рвало, она рыдала, по щекам текли слезы, в горле стояла тяжелая вонь.
Пока в висках бешено пульсировало, а дыхание со свистом вырывалось из груди, она потянулась к детям могилы вокруг – грубой изъеденной червями орде, и обнаружила, что больше не видит других людей их глазами. Никаких солдат, никакого страха. Только они. Только она. Они облизывали корявые челюсти плоскими серыми языками и гадали, не упадет ли она сейчас лицом вниз, в эту черную жижу, не испустит ли дух, хлебнув этого супа, и каков может быть на вкус ее такой красивый глаз.
– Они ушли… – выдохнула она. – Мы оторвались от них.
Джуру прислонился к вогнутой стене, грудь его поднималась и опускалась, как крылья воробья.
– Яйца Идзанаги…
Акихито потянулся к ней, нащупывая ее руку в темноте.
– Ты как… в порядке?
– Побеспокойся о себе, сукин сын! – зарычал Йоши, сунув дуло железомёта под подбородок Акихито и прижав его к стене.
– Йоши, прекрати! – закричала Хана.
И хотя Акихито весил футов на восемьдесят больше юноши и был на полфута выше, он не стал сопротивляться. Он медленно поднял руки, залитые алым, не сводя глаз с Йоши.
– Успокойся, сынок…
– Хочешь стать мне папочкой, старик? Обещаю, это вряд ли закончится хорошо. – Йоши наклонился ближе и сильнее надавил железомётом, голос его кипел недоверием и гневом. – Ты, проклятый бунтарь, спрятался в моем доме? Затащил мою сестру в ваше дерьмо? Привел буси к нашей двери? Я должен