— Но это же вздор, священник.
— Нет, это правда! — Тренч вскочил на ноги, чуть не уронив чашку с чаем. — Вы являетесь одним из тех, и не последним, кто способствует гнусной попытке некоторых людей превзойти бога!
В ответе Шорта сквозила ирония:
— Человек уже превзошел бога в вопросах, касающихся мощи средств разрушения. Вы когда-нибудь видели, какие разрушения может вызвать одна водородная бомба малой мощности? — Шорт тут же понял, что высказался некстати.
Тренч поставил свою чашку на сервировочный столик, пересек комнату и подошел к столу. Он стоял спиной к Шорту, глядя в сад.
— Я не знаю, что может сделать водородная бомба, — сказал он тихо, не поворачиваясь. — Я знаю убийственную мощь последних образцов американских ядерных средств. Я не собираюсь вставать на точку зрения невежественного человека, доктор. Я говорю с позиции человека, который знает человеческую душу и ее подверженность злу. Человек не имеет права говорить о своей невиновности, пока участвует в создании машин, предназначенных для уничтожения жизни на земле. Закон божий чист и ясен, его легко понять. Существует простая связь между различными видами греха. Разрушение порядка и здравого смысла — грех. Человек, который занимается научными исследованиями — независимо от того, имеет ли он представление об итогах своего труда, — несет ответственность за свою работу. Если это греховная работа, он тоже совершает грех.
Тренч повернулся и посмотрел на Шорта. У того чашка застыла в руке. Шорт слушал проповедь со все возрастающим любопытством.
— Прелюбодеяние, убийство, а также разрушительные результаты науки, доктор Шорт, являются злом. С ними необходимо бороться, искоренять их.
Увидев, что Тренч закончил свою речь, Шорт рывком поднялся на ноги и поставил чашку на столик.
— Глубоко сожалею, что испортил вам день, мистер Тренч, сказал Шорт, избегая взгляда священника. — Я обыкновенный ученый и не имею никакого желания причинять вред кому бы то ни было. Я — профессионал, я просто делаю свою работу. Полагаю, вам лучше судить о наличии в ней зла. По-видимому, у нас нет общих тем для цивилизованного разговора, поэтому я полагаю, мне лучше сейчас уйти и дать вам возможность заняться тем, чем обычно занимаются священники.
Шорт направился к двери, но Тренч догнал его и положил руку на плечо. Шорт повернулся и тяжелым взглядом посмотрел на священника. Во взгляде священника была какая-то непреодолимая сила.
— Извините, доктор, я сожалею обо всем происшедшем. Тренч отступил, приглашая Шорта пройти к окну. Он слегка подталкивал его, обнимал за плечи. — Взгляните, и вы поймете, чем я так озабочен.
Смущенный Шорт подошел к окну. Сад был великолепен. Среди цветов разнообразных оттенков играли тени от ветвей деревьев. Природа, как всегда, неотразимо действовала на все органы чувств, и Шорт имел достаточно мужества признаться себе, что священник был во многом прав, боясь той опасности, которая, по его мнению, угрожает всему этому великолепию.
— Здесь просто замечательно, мистер Тренч. Вы очень счастливый человек. — Он взглянул на священника, который стоял рядом, задумавшись, его лицо было спокойно. — Извините, я был с вами слишком резок. Обычно я разговариваю, используя бесстрастные научные термины, а сейчас на меня что-то нашло. Прошу прощения за мою излишнюю эмоциональность.
Тренч слегка улыбнулся и повернулся к буфету.
— Вы очень внимательный человек, доктор. К причудам старого служителя Бога относятся или с презрением, или со злобой, иногда со скукой. Внимательность — вещь редкая. — Он взял графин и налил в бокал вина. — Пожалуйста, прошу вас попробовать моего вина.
Шорт улыбнулся и, поднеся бокал к носу, вдохнул запах вина:
— Замечательный букет, святой отец, — сказал он. — Вы сами его делаете?
— О нет, вино готовит один из моих прихожан, но ягоды из моего сада. К сожалению, я больше не могу его пить, вынужден баловаться только сухими винами. Но у меня есть стаканчик божоле, и мы с вами выпьем. — Он снова улыбнулся и налил себе из высокой зеленой бутылки. Оба приподняли бокалы.
— Доброго здоровья, — сказал Шорт, однако священник промолчал. По вкусу вино оказалось менее сладким, чем можно было ожидать, но приятным на вкус. Поэтому, когда священник предложил выпить еще, он согласился и через некоторое время обнаружил, что стал более разговорчивым. Он знал, что быстро пьянеет, поэтому редко позволял себе бокал вина.