Деревня страха

— Только попробуй, викарий, — сказал Стрелок тихим голосом, глаза его при этом сузились. — Только попробуй дотронуться до меня.

Тренч оцепенел. Что же он делает? Он ставил под угрозу все мероприятие. Если он применит рукоприкладство по отношению к одному из них, то остальные набросятся на него, изобьют, может быть, навсегда сделают его калекой. Как же он тогда сможет исполнить волю Господа? Он должен пойти на хитрость, он не должен доверяться слабой, ненадежной плоти. Он отступил назад.

— Я не намерен дотрагиваться до тебя. Но ты будешь наказан. Попомни мои слова. Приказываю тебе в последний раз покинь это место и больше никогда сюда не возвращайся!

Кто-то пренебрежительно фыркнул, и толпа опять разразилась смехом. Тренч продолжал стоять перед ними, кипя от негодования. И в этот момент появился Мэрриот, он быстро оценил обстановку.

— Так, викарий, — сказал он и, подойдя прямо к Тренчу, вызывающе сложил руки на груди. В костюме из зеленого шелка он походил на разбогатевшего букмекера. — Что все это значит?

Тренч уставился на него.

— Мне кажется, вы отлично знаете, что здесь происходит. Я потребовал от этих нечестивцев убраться с автомобильной стоянки. — Его лицо покраснело и покрылось потом. Ему было больно слышать, как эти варвары издеваются над Богом, и видеть, как они открыто попирают нравственность.

Лицо Мэрриота залилось краской.

— Вот как? Могу ли вас спросить, по какому праву вы здесь распоряжаетесь?

— По праву человека, стоящего на страже нравственности в этом приходе, — сказал Тренч срывающимся голосом. — У меня есть все права делать то, что я делаю.

— Послушайте, викарий, Я приказываю вам, — и у меня тоже есть на это все права: убирайтесь отсюда, и немедленно. Вы мешаете моим клиентам. Если вы не уйдете, я вызову полицию, чтобы вас отсюда убрали. Понятно?

Тренч потерял дар речи. Он посмотрел на скалящихся в ухмылке юнцов, потом опять на Мэрриота. Его окружала стена неприятия.

— Проваливайте, мистер Тренч. Я не шучу. — В свое время Мэрриот работал вышибалой и знал, когда человеку можно спокойно поддать. А Тренч нервничал, был ошеломлен. Самое время дать заключительный аккорд. — Я сейчас ухожу. И если, выглянув из окна, я все еще увижу вас здесь, то подниму трубку, и полицейские прибудут через две минуты. — Он повернулся и, подмигнув Стрелку, зашагал прочь, в сторону бара.

Тренч последний раз пристально посмотрел на стоявшую перед ним молодежь — он вглядывался в каждое лицо и везде видел только злорадство и скрывающуюся за усмешкой враждебность. Никакой надежды на исправление, подумал он. Но Господь восторжествует. Он попробовал действовать напрямую и потерпел неудачу, но эта неудача только разожгла огонь его решимости. Любой ценой, какой бы она ни была, это место будет очищено от скверны.

Когда он повернулся и шел к выходу, кто-то кинул ему вслед пустую банку из-под пива и выкрикнул:

— Вот так-то, проваливай, викарий!

Он шел ровным шагом, с высоко поднятой головой и чувствовал, как крепнет его решимость. Они еще понесут кару, и Уэлсфорд избавится от них. Ему предстоял еще один визит, и он старался собраться с мыслями. От неожиданного звука за спиной он вздрогнул и отскочил в сторону — со стоянки на бешеной скорости выскочил мотоцикл и, проносясь мимо, едва не задел его. За ним выскочил еще и еще один, и, проезжая мимо, водители и их пассажиры смеялись и тыкали в него пальцами. О, что за время наступило, если люди позволяют себе спокойно насмехаться над священным лицом! Когда гул моторов стих, Тренч с трудом сглотнул и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Он заставил себя успокоиться. В конце концов сильные чувства и достойный вид вполне совместимы. А во время посещения клуба консерваторов он хотел выглядеть невозмутимым и рассудительным.

Незадолго до появления Тренча в клубе консерваторов несколько его членов как раз обсуждали личность викария. Письмо, которое он прислал в адрес клуба, прикололи к доске объявлений среди прочих забавных вещиц, и, хотя поначалу требования викария вызвали волну негодования, вскоре они превратились всего лишь в предмет для шуток. Банти Кармишел, одна из самых шумных женщин, регулярно посещавших клуб, припомнила, как мистер Тренч отчитал ее однажды за то, что она припарковала свою машину рядом с церковными воротами. А в следующее воскресенье он произнес проповедь о развязности и невоспитанности крашеных девиц, разъезжающих на грохочущих машинах. Другие тоже припомнили нечто подобное. Не подлежал сомнению тот факт, что Тренч рассматривал свой приход как мир в миниатюре, и когда он сталкивался с проявлениями зла, то открыто писал о них в местном журнале и громко говорил с кафедры проповедника. Если речь шла о греховности, то прихожане могли быть уверены, что Тренч говорит о ком-то из местных жителей. У людей даже существовала игра — кто угадает, кого имел в виду викарий.

— Викарий чрезмерно религиозен и недостаточно человечен, — заметил своим властным голосом полковник Роджерс, опираясь о стойку бара. — Он даже говорит, словно читает по Библии, сами знаете. Я несколько раз с ним сталкивался и не припомню ни одного случая, когда бы его высказывания не напоминали какие-нибудь строки из Священного Писания.

Долли, сидевшая на вращающемся стуле у стойки бара, кивнула головой в знак согласия.