Рубеж (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

Но если бы тот камень разбил лх’хайр, заклятье должно было разрушиться. И потому денно и нощно стояла у камня стража и бдительно хранила рубин не только от лх’хайров, ибо в самой Аль-Рассайле их, почитай, что и не было (лишь изредка приезжали к нам их торговцы, да раз в год лх’хайры привозили султану налоги), но и от людей, которым могло бы взбрести в голову разбить Камень Смерти. Я знала о Камне почти все, потому что мой отец Айдар был тем самым колдуном, а Камень лежал в нашем саду, на низком мраморном столике. Семь лучших воинов султана Аль-Рассайлы сторожили его, хотя толстяк Рахман и говаривал порой, что, если он того пожелает, все семеро разом не смогут справиться с ним.

Итак, лх’хайры поселились у реки Аршад, и лишь один лх’хайр жил в Аль-Рассайле с самого младенчества – Рахх-д’халан, сын вождя лх’хайров Танар-ах’хана. Султан решил, что волшебства Камня Смерти ему мало для того, чтобы быть уверенным в верности лх’хайров, и потребовал у них заложника. Но, хотя Рахх-д’халан и был заложником, его воспитывали со всеми подобающими почестями, обучая и наставляя во всех приличествующих благородному мужу умениях и искусствах.

И потому, что он был заложником, мы гуляли по набережной лишь под бдительным присмотром стражников.

Впрочем, со временем – а он прожил в Аль-Рассайле уже четырнадцать лет – к нему привыкли. Сам Толстяк Рахман как-то признался мне, что он привязался к Рахх-д’халану.

– Из вас неплохая пара вышла бы, – сказал он, утирая с могучей бычьей шеи пот, – да не поймут этого. Ни люди не поймут, ни зеленомордые. А так – хороший парень, нравится мне его учить.

Зеленомордые – именно так звали их в народе. Некоторые – потому, что привыкли, и, называя лх’хайров зеленомордыми, даже не думали, что как-то задевают их. Но были и другие. Смутные слухи ходили в городе о том, что есть в Аль-Рассайле люди, которые одевались в черные балахоны и ночами нападали на тех лх’хайров, что неосмотрительно покидали свой дом в одиночку. Вождь Танар-ах’хан не раз уже подавал султану жалобы, однако султан ничего не мог поделать с этим. Или делал вид, что не мог.

А в самой Аль-Рассайле все было спокойно. Начиналась весна.

Когда с севера, от далекого моря дует прохладный ветер, так не похожий на свирепые черные ветры южных и западных пустынь, что несут с собой лишь горячий песок, когда наступает месяц дахмар, в Аль-Рассайле случается праздник. Три дня и три ночи люди веселятся по всему городу, в эти дни принято носить маски, пить вино без всяческих ограничений, и любоваться небесными огнями, которыми славятся мастера Аль-Рассайлы. Но самое главное в Дни Северного Ветра – конечно же, любовь. Потому что даже сама пустыня расцветает, когда касается ее своим дыханием ветер, несущий живительную влагу северных морей. И пусть мимолетно это цветение, пусть через три десятка дней юг и запад вновь отвоевывают пустыню, все равно, в эти дни можно верить, что вечна жизнь, и любовь непобедима.

Потому в Дни Северного Ветра любой мужчина может соблазнить любую женщину, любая женщина может отдаться любому мужчине, есть лишь одно правило – не снимать масок.

Все ближе было время праздника, все более мрачнел Рахх-д’халан. Он знал, что Дни Северного Ветра – праздник для всех, кроме лх’хайра – заложника, ибо он будет заперт в своих покоях, а у дверей будет стоять стражник.

Все годы своей жизни в Аль-Рассайле Рахх-д’халан видел Дни Северного Ветра лишь из окна. Но, по крайней мере, ему хотя бы удавалось насладиться небесным огнем.

– Хочешь, я буду приходить к тебе каждый день? – спросила я.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Зачем тебе это? Сидеть в душных комнатах с зеленомордым уродом вместо того, чтобы веселиться, подставляя лицо северному ветру, а губы – поцелуям первых красавцев города?

– Не говори так! Ты же знаешь, я люблю тебя и только тебя. На что сдались мне все мужчины Аль-Рассайлы, если я не могу быть с тобой.

В тот вечер мы говорили долго, сначала мы чуть было не поссорились, но вовремя одумались и попросили прощения друг у друга.

И я предложила попробовать вывести Рахх-д’халана из его покоев на улицы Аль-Рассайлы.

Поначалу он испугался. Он сказал:

– А если что-нибудь случится? Ты понимаешь, ведь от меня на самом деле зависит судьба моего народа. Что будет с ним, если вдруг кто-нибудь обнаружит, что я покинул свои комнаты?

– Глупый, – смеялась я, уговаривая Рахх-д’халана, – да кому придет в голову что-либо проверять? Это Дни Северного Ветра, в это время весь город теряет голову. Ну, разве что кроме султана, начальника стражи да моего отца. И охраны у Камня Смерти, конечно. Но никто из них не пойдет проверять, сидит ли в своей комнате заложник, который вот уже полтора десятка лет ведет себя самым послушным образом.