Чертовы пальцы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Господи! – воскликнул от неожиданности Хармс. – Что вы?..

Он замер в изумлении, не в силах закончить фразу. Кожа Введенского там, где на нее попала водка, съежилась, вспухла небольшими буграми. Цвет ее поблек, и сквозь него проступили куски черных строчек на серой бумаге.

Маршак поднял пистолет и выстрелил Введенскому в сердце. Брызнули искры. От грохота, заполнившего тесную комнатушку, Хармс зажмурился, а когда открыл глаза, его друг по-прежнему сидел на стуле, только в груди у него была круглая дыра, из которой тянулась к потолку струйка дыма – тянулась и смешивалась вверху с серыми клубами, вырвавшимися из пистолета. Пахло горелой бумагой. Лже-Введенский повернул исказившееся лицо к Хармсу, открыл рот, выпустив в воздух черные клочья пепла, и упал со стула на пол. Упал легко, куда с меньшим шумом, чем положено человеческому телу. Плоть его стремительно теряла плотность и цвет, расслаивалась, превращалась в склеенные газетные листы. Поэт и детский писатель, явившийся ранним утром или поздней ночью в Дом книги на Невском, был сделан из папье-маше.

– Что ж, – флегматично заметил Маршак. – Думаю, это значит, что моя теория оказалась верна.

– Самуил Яковлевич, – ошеломленно поднял на него глаза Хармс, – а где же тогда настоящий Александр Иванович?

– Там, где вы его оставили. Вам просто подсунули прекрасно сделанную копию, – Маршак отложил дымящийся пистолет и взял с подоконника лейку. – Не волнуйтесь, не корите себя понапрасну. Любой мог бы перепутать.

Он обошел стол и вылил содержимое лейки на тело лже-Введенского, из которого уже начали выбиваться язычки пламени. Хармс вскочил и заходил из угла в угол, прижав кулаки к вискам.

– Только подумайте, что они успели сделать с ним с тех пор! – простонал он. – Это ужасно!

– Да, – согласился Маршак. – Ужасно. Катастрофа. И сейчас, безусловно, поздно что-либо предпринимать. Но вы можете вернуться назад, в тот самый момент, когда разминулись с Александром Ивановичем. Только с пистолетом, разумеется. Жаль, но остался всего один.

– Как? Как это возможно?!

– У меня есть друзья в Отделе Неумолимого Времени, – сказал Маршак и налил в рюмку водки. – Большего сказать не имею права. Выпейте и выходите через окно.

– А вы?

– А я подожду, когда за мной придут. Не думаю, что долго осталось.

– Спасибо, – сказал Хармс и, сунув за пояс второй пистолет, взял рюмку.

– Вот что, Даниил Иванович, – сказал, грустно улыбаясь, на прощание Маршак. – Все-таки не стесняйтесь снять кольца. Грех не воспользоваться такой силой.

Хармс кивнул, выдохнул через левое плечо и опрокинул водку в горло.

IV

Ему не доводилось пить ничего более отвратительного.

V

Он по-прежнему слышал лишь свое дыхание и дыхание Введенского. Фигуры в серых шинелях, не производя ни единого звука, ни единого намека на звук, казались частью окружающей тишины. Они сгрудились вокруг дивана, производя какие-то манипуляции с лежащим на нем человеком. Звездного света, проникающего через окно, хватало, чтобы увидеть: их головы действительно были одинаково круглы и безволосы, сделаны из папье-маше, из газет и клея.