– А откуда они вообще взялись, эти двое?
– Без понятия. То ли Шахтер на них вышел как-то, пару лет назад, то ли они на него. Да не по хрену ли? Лучше в такие дела не лезть.
– По хрену, – соглашается Дед. – Просто не верю я тем, кого не знаю.
– А Шахтеру? – Гвоздь по-мальчишески шмыгает носом. – Шахтеру веришь?
– Допустим.
– Ну, тогда и этим верь. Они без него никуда.
Наступает тишина, но длиться ей суждено не больше минуты. С сухим щелчком поворачивается ключ в замке. Из-за усталости я не сразу понимаю, что произошло, и спохватываюсь, только когда Скальпель начинает неразборчиво шептать проклятия у меня за плечом.
– Какого хера? – бормочет, нахмурившись, Дед. – Они нас заперли, что ли, сука?
Он бросается к входной двери, толкает ее. Безрезультатно.
– Эй, епт! – Дед стучит по двери кулаком. – Эй! Вы там совсем берега потеряли?!
Он разворачивается, в два шага преодолевает расстояние до двери операционной, принимается колотить в нее.
– Пидоры! Чего заперлись?!
В ответ из-за двери раздаются звуки других ударов – приглушенные, но все же различимые. И Скальпель узнает их мгновенно, узнает куда раньше меня. Там рубят человеческое тело, рубят топором или тяжелым тесаком, отделяя конечности, кромсая суставы. Там Гену пускают в расход.
Дед, тоже, видимо, поняв, что к чему, решает оставить дверь в покое и садится рядом с Гвоздем, который до сих пор обескураженно крутит башкой, словно разбуженный шумом ребенок.
– Что за нахер?
– В смысле?
Дед бьет его в плечо – так резко, что я едва успеваю заметить движение, – и повторяет вопрос.
– Да без понятия, – хнычет Гвоздь. – Откуда я-то знаю? У них спроси!
Прячет глаза, гнида. Врет, но от растерянности и страха даже не старается это скрыть. Дед поднимается и, схватив мерзавца за волосы, наносит ему удар коленом в лицо. С тонким, почти приятным для слуха хрустом ломается нос. Гвоздь пронзительно взвизгивает, откидывается назад, тяжело сползает на пол.
Дед поворачивается ко мне: