Все цветы Парижа

– С твоей матерью?

– Да, сейчас она, к сожалению, не совсем здорова, но она самая сильная особа, каких я знаю, и у нее острый ум. Может, она посоветует тебе, как справиться с горем, поможет найти интересную перспективу.

– Как это? – не поняла я.

– Поверь мне, – сказала Инес. – Ты просто поговори с ней.

– Окей. – Я взяла еще один бокал вина.

Через полтора часа я потеряла счет выпитым бокалам. Мне сделалось легко, а боль притупилась. Пришли несколько завсегдатаев «Бистро Жанти», в том числе господин Баллар, и я с удовольствием поговорила с ним.

– Между друзьями не должно быть формальностей, – объявил он перед уходом. – Мое имя Николя. Пожалуйста, зови меня просто Ник.

Пожалуй, можно сказать, что вечер удался. Но если я до этого нервничала и не хотела видеть Виктора, то теперь его отсутствие почему-то меня задело. Конечно же, после всего он должен был хотя бы явиться, посмотреть мне в глаза, пробормотать извинения, даже если я не могла их принять. Я вздохнула. Как я вообще могла их принять?

В половине десятого я решила, что мне пора уходить. Марго уже пошла с тем красавцем в какой-то ресторан. Вот и молодец. А я? Пойду домой.

– Жалко, что он не пришел, – сказала Инес, наклоняясь, чтобы поднять с пола одноразовый стаканчик.

– Все нормально, – фыркнула я. – Это к лучшему.

Тут скрипнула дверь, и в студию ворвался холодный воздух, а вместе с ним Виктор. Он сделал пару шагов и остановился, нервно улыбаясь.

– Ох, неужели все закончилось? – спросил он и потер лоб. – Значит, я… все пропустил? – Он не мог отдышаться, с беспокойством посмотрел на нас, на часы и провел ладонью по густым волнистым волосам.

Мое сердце затрепетало от нахлынувших эмоций.

– Сегодня в ресторане творился кошмар, – объяснил он. – Сломалась одна из печей, а Жюльен свалился с простудой. – Помолчав, он осторожно шагнул ко мне. – Вау, ты выглядишь… запредельно.

Инес исчезла в задней комнате, а он продолжал говорить, но я не слышала его слов, просто смотрела, как шевелились его губы. В эти мгновения я не ощущала ни гнева, ни печали.

Он посмотрел на западную стену галереи и дотронулся до моей руки; мой слух снова стал воспринимать звуки.

– Это, должно быть, твои?

Я кивнула, не отрывая глаз от Виктора.

– Ты всегда была одаренной художницей. – Он улыбнулся мне, и его глаза подернулись туманом. Он понял, что я все знаю.