– Сейчас ты, может, находишься глубоко под водой, среди ила и грязи. Но ты расцветешь.
– Селина, я завидую твоей уверенности в жизни. А я боюсь, все время боюсь всего.
– Мы все боимся, – прошептала я.
Впереди показался мой дом, и на следующем углу мы попрощались. Я повернула направо, она налево, и каждая из нас пошла своей дорогой, но с одинаковой целью: вынырнуть из мутной воды и расцвести при свете дня.
Из оставшейся картошки я сварила нехитрый суп, аккуратно перелила его в бело-голубую фарфоровую супницу, которую так любила моя мама, и позвала папу и Кози к столу. У нас не было ни лука-порея, ни крем-фреш, но все равно вышло неплохо.
– Как у тебя дела в школе? – спросила я у дочки.
Мы с папой решили, что ей надо пока ходить в школу, несмотря на наши неприятности и опасения. Школа была на другой стороне площади, и Кози уже знала, что ей нельзя останавливаться по дороге или как-нибудь еще привлекать к себе внимание. Кроме того, она любила школу, и разлука с подругами огорчит ее.
Всегда веселая, Кози молча уставилась в свою тарелку.
– Что-то случилось, доченька?
Она кивнула и подняла на меня глаза. Они были полны слез.
– Алина сказала, что мы больше не можем дружить.
– Ох, милая! – Я взяла ее за руку, вспомнив наших соседей со второго этажа.
– Это все из-за той желтой звезды, – продолжала она, прижав к груди коленки. – Я ненавижу желтую звезду.
Мы с папой встревоженно переглянулись.
– Я тоже ее ненавижу, доченька, – сказала я, пытаясь ее утешить.
Ее глаза смотрели мне в лицо, ища на нем ответ или хотя бы надежду, что все будет хорошо.
– Мама, – снова заговорила она со слезами, – вдруг никто не захочет дружить со мной? Что тогда?
Я выпрямила спину.
– Тогда они глупые девочки, и тебе будет лучше без них. К тому же у тебя есть я, есть дедушка и месье Дюбуа. Мы всегда будем твоими друзьями.
Дочка кивнула, слабо улыбнулась и снова принялась есть суп. Потом я разрешила ей пойти в гостиную, и она устроилась с книжкой на софе, укрывшись одеялом.