Я ахнула.
Ева с сожалением покачала головой.
– К тому времени, когда ее нашли, тело было настолько обезображено, что патологоанатом не смог вынести решение о том, что случилось с бедняжкой.
– Боже мой! – Я прикрыла рот рукой.
– Полиция сочла это самоубийством, – продолжала Ева, – но ни один человек из тех, кто ее знал, в это не поверил. Она бы никогда по собственной воле не покинула эту землю, не узнав, что ее сын в безопасности.
Ева замолчала, разглядывая мое обручальное кольцо.
– Когда вы станете матерью, дорогая, вы поймете.
– Вы полагаете, что ее кто-то убил?
– У меня есть кое-какие подозрения, – ответила она. – Но доподлинно ничего не известно. В те дни правосудие было не на должном уровне. Если бы в озере нашли тело девушки из богатой семьи, тогда бы начали расследование. Но ради Веры Рэй, дочери рыбака? Печально, но факт: никому до этого не было дела. По той же причине полиция даже не пошевелилась, когда пропал Дэниел. Зачем тратить усилия полиции на бедняка? В те времена все так думали.
– Как печально. – Я покачала головой. – Значит, не было даже расследования?
– Они допрашивали человека, который, как казалось полиции, мог быть связан с совершенным преступлением, – сказала Ева. – Кажется, каменщика. Его арестовали после того, как на него кто-то донес. Но подозреваемый умер в тюрьме. Сердечный приступ. После этого дело забуксовало. Моя мать очень расстроилась: она всегда верила, что ее подруга добьется справедливости.
Я вспомнила о своем визите в полицейский архив, который мне почти ничего не дал.
– Вы не знаете, может быть, остались какие-то протоколы?
– Я сама об этом думала и попыталась найти их в 1950-х годах, но мне сказали, что все документы за тот год сгорели при пожаре.
Раздался свисток закипевшего чайника.
– Вы уверены, что не хотите чашечку чая?
– Честно говоря, я бы не отказалась.
Ева вернулась в комнату с двумя чашками. Одну она протянула мне, и я поднесла ее поближе, чтобы пар согрел мое лицо. Я сделала глоток и поставила чашку на кофейный столик.
– Вам что-нибудь известно об отце Дэниела?