Мэй едва заметно вздыхает.
– В моей семье было слишком много секретов, – говорит она. – Прошу вас, помогите мне.
– Ну найдем мы вашего брата, – говорю я, – который будет мне кем-то вроде кузена. И что дальше?
– Откровенно говоря, не знаю. Просто мне кажется, что пришло время его отыскать. В конце концов, это мой брат. Думаю, вам понятны мои чувства.
Мои мысли переключаются на магазин. Что, если этот неизвестный мне сын Руби предъявит претензии на «Синюю птицу»? А потом попытается продать магазин? Мать он не знал, а потому не может испытывать к ней никаких сентиментальных чувств. Хотя мои собственные планы в отношении магазина тоже весьма сомнительны, деловая женщина во мне тут же берет верх. Руби оставила магазин мне, а не ему!
– У вашей тети должны были сохраниться документы, касающиеся ее сына, – замечает Мэй.
– Вы же сказали, это факт усыновления не разглашался.
– Верно, – соглашается Мэй. – Я размышляла об этом долгие годы, и вот к какому выводу я пришла: это был ребенок моего отца, величайшей любви всей ее жизни. Неужели Руби и в самом деле могла раз и навсегда распрощаться с мальчиком? – качает головой Мэй. – Ребенок оставался ее последней связью с Энтони. Ей нужно было любым способом удержать его в своей жизни. В конце концов, она могла наблюдать за ним издалека, но так, чтобы никто об этом не догадывался. – Мэй подкрепляет свои доводы утвердительным кивком. – Наш адвокат сообщил матери, что мальчика отдали на усыновление и что процесс был закрытым. Это сыграло свою роль, и мать в итоге отступилась. Но я отступать не намерена.
Хотя намерения Мэй мне не ясны, я думаю, что в отношении Руби она права. Та и правда должна была сохранить хоть какую-то связь со своим сыном.
– Пожалуй, мне стоило бы заглянуть в магазин, чтобы осмотреть все на месте, – говорит Мэй. – Если порыться в старых документах, можно отыскать то, что наведет нас на след мальчика.
Я думаю о том, сколько боли причинила Руби Виктория (а может, и сама Мэй), и решаю, что тетя была бы не в восторге от их присутствия в магазине.
– Я внимательно просмотрю все бумаги, и если что-то найду, обязательно вам сообщу, – говорю я Мэй.
Но, кажется, она слегка разочарована моим решением. Уже в следующий момент она поворачивается к дверям, в которых стоит ее помощница.
– Извините, мисс Магнусон, но вас просят к телефону.
– Прошу вас, возьмите трубку, – быстро говорю я. – Все равно мне уже пора уходить.
– Проводить вас до выхода? – спрашивает меня помощница.
– Спасибо, не нужно. – Я встаю и беру сумочку.
– Что ж, Джун, тогда до свидания, – прощается Мэй.
– До свидания.
Женщины выходят в коридор, а я на мгновение задерживаюсь, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Затем я тоже направляюсь к дверям, где едва не сталкиваюсь со старой дамой. Мне хватает одного взгляда, чтобы узнать в ней мать Мэй, Викторию Магнусон. Ее седые волосы коротко острижены, а увядшая кожа напоминает сморщенный шелк. Но даже сейчас можно представить, какой красивой она была в молодости. Возможно, куда красивее, чем ее родная дочь. Мои мысли вновь переключаются на Мэй. Каково это, всю жизнь прожить в тени собственной матери?