– Прошу прощения, мэм, – бормочу я в некотором замешательстве.
– Ну хоть что-то они сделали как надо, – ворчит женщина. – Вспомнили наконец, что я люблю лилии. А на прошлой неделе везде понатыкали тюльпаны. Терпеть не могу эти цветы.
– Вы, должно быть, Виктория, – говорю я.
Только тут женщина замечает мое присутствие.
– Мы знакомы? – спрашивает она.
– Нет, – качаю я головой. – Я заглянула по делам к вашей дочери. Меня зовут Джун Андерсен. Я – племянница Руби Крейн.
Виктория бросает на меня ошеломленный взгляд, и я понимаю, что даже после стольких лет имя моей тетушки так и не стало для нее пустым звуком. Еще бы: большую часть ее замужества Руби была для нее «той женщиной».
Виктория быстро оглядывается.
– Что тебе сказала моя дочь? – торопливо спрашивает она, как будто в любой момент наш разговор могли прервать.
– Не так уж много, – уклончиво отвечаю я. Виктория уже очень стара, и мне не хотелось бередить в ней воспоминания, которые могут печально отразиться на ее здоровье.
– Послушай, – она понижает голос почти до шепота, – будь с ней поосторожнее.
– Что вы имеете в виду?
Уж не думает ли она, что я собираюсь тем или иным способом нарушить покой их дома?
– Моя дочь помешана на прошлом. – В голосе Виктории нет и капельки материнской любви. – Она не отступится от него. Не отступится, пока не найдет…
– Не найдет что?
Виктория быстро оглядывается, затем снова поворачивается ко мне.
– Я пыталась убедить ее жить своей жизнью, оставить все в прошлом. Мне самой это удалось, но Мэй другая. Она не успокоится, пока не получит желаемого.
– Вы имеете в виду информацию про сына Руби?
Виктория смотрит на меня с замешательством, а затем качает головой.
– Нет, тут другое. Она будет искать то, что, по ее мнению, до сих пор хранится в магазине.