– Нам в монастырь, – сообщил Семен Михайлович. – Я договорился с настоятелем, он позволит нам переночевать. С дамами возникли определенные трудности, потому что монастырь мужской, но я все решил. Тут поблизости есть хутор, хозяева согласны принять на постой наших девочек. – Он улыбнулся им всем отеческой улыбкой, и Никите захотелось узнать, а есть ли у снабженца дети. – А вот, собственно говоря, и хутор! Тормози, любезный!
Хутор представлял собой избушку, обнесенную покосившимся, кое-где прогнившим забором. О том, что где-то рядом цивилизация, напоминала лишь линия электропередачи. Не было бы поблизости бетонных столбов, иллюзия оторванности от жизни была бы полной. У калитки грелась на солнце кудлатая, вся в репьях собачонка, в пыли копошились тощие куры, тишину нарушало лишь стрекотание кузнечиков.
– Дамы, на выход! – сказал Семен Михайлович и первый выбрался из микроавтобуса. – Вы приехали!
– Куда вы нас привезли? Это что еще за Диканька такая?! – Анжелика откинулась на спинку сиденья, всем своим видом демонстрируя нежелание выходить.
– Это хутор, я же вам только что все объяснил! – не унывал Семен Михайлович. Он уже потрошил багажный отсек, ловко и безошибочно вытаскивая из него нужные сумки. – Конечно, это не пятизвездочный отель! – бубнил он, пыхтя и отдуваясь от натуги. – Но посмотрите на происходящее под другим углом! Можно сказать, что это последний оплот цивилизации перед нашим путешествием. Так что наслаждайтесь!
Наслаждайтесь! Этот смешной лысый дядька на голубом глазу предлагал им насладиться полным отсутствием цивилизации! Да тут наверняка даже сортир не в доме, а на улице! Все внутри у Анжелики восставало против такого произвола, но она быстро взяла себя в руки. Видала она в своей жизни вещи и похуже, чем сортир на улице. Уж как-нибудь переживет!
Остальные, похоже, тоже смирились. Марфа выбралась из салона безропотно и быстро, а, выбравшись, принялась делить на равные части съестные припасы, чтобы, значит, мужики на монастырском пайке не шибко изголодались. Как по Анжелике, так на мужиках этих пахать и пахать. Даже на Лешем, не говоря уже о Никите, который явно не чурается физкультуры и прочих ЗОЖей. Завхозу она бы, пожалуй, дала освобождение, но и он на подкожном жире мог бы спокойно продержаться пару деньков. Но сердобольная Марфа жалела всех и этой своей жалостью одновременно восхищала и злила Анжелику. Опасно в наше время быть доброй без разбору, затопчут и не заметят.
Эльза, рыжая и тощая, с короткими, явно не в дорогом салоне постриженными волосами, перед тем как выбраться из машины, бросила быстрый взгляд на Никиту. Именно на него – ни на кого другого. Нравится? Анжелике бы такой тоже понравился, не будь она скорбящей вдовой. А кошка, такая же тощая и взъерошенная, как и ее хозяйка, перебазировалась на рюкзак и теперь зыркала оттуда на Анжеликиного крыса. Хоть бы не сожрала… Впрочем, крыс вел себя спокойно и бесстрашно, после съеденного сухаря он почти всю дорогу проспал и сейчас зевал. Она и не знала, что крысы умеют зевать.
А завхоз Михалыч уже обошел флегматичную, равнодушную ко всему происходящему псинку и принялся энергично барабанить кулаком по калитке.
– Эй, хозяева, есть кто живой? – орал он неестественно радостным голосом.
Ждать пришлось долго. Анжелика уже решила, что придется им ютиться в монастыре, когда калитка с диким скрипом распахнулась.
– Чего орешь? – строго спросила Михалыча маленькая старушка в низко повязанном черном платке. – Всех кур мне распугал!
– Здравствуйте, уважаемая! А я от отца настоятеля! – Михалыч улыбался и пятился. – Он должен был договориться насчет постоя для наших девочек!
– Девочек? – старушка окинула их троицу мрачным взглядом, пожевала тонкими губами, а потом сказала: – Деньги вперед.
Расчет произвели быстро, и так же быстро микроавтобус истаял на горизонте, оставляя их наедине с хозяйкой последнего оплота цивилизации.
– Ну, чего стали? – спросила хозяйка, а потом добавила: – Имена мне ваши без надобности, все равно не запомню, а меня звать баба Маланья. Можно без отчеств. Проходите в дом, раз такое дело.
В дом бабы Маланьи Анжелика заходила как в краеведческий музей, опасаясь внутри наткнуться на прялку, утюг на углях и керосинку. Зря опасалась, внутри дом был самый обыкновенный, где-то в его недрах даже тихо бубнило радио – голос цивилизации.
– Вещи бросайте тут, – баба Маланья кивнула на широкую лавку. – Если руки помыть хотите или оправиться, так все во дворе. А я вам сейчас кушать сготовлю. – Она перевела строгий взгляд с Анжелики на Эльзу, покачала головой. – Тощие какие, как воблины!
А потом старушка увидела кошку и крыса. Если крыса еще можно было как-то спрятать и не показывать, то чертова кошка сунулась под ноги старушки сама, потерлась башкой о стоптанные боты, замяукала.
– Это чья такая? – Баба Маланья с кряхтеньем согнулась, погладила кошку.