Слова колючие, их не проговариваешь, их с кровью вырываешь из глотки, чтобы швырнуть родившееся заклинание высоко в небо, в самый центр Погони. Всех не убить. Даже сейчас, когда она вспомнила слова, не дотянуться до каждой из тварей. Но тем, что рядом, несдобровать!
И кошка, рыжая кошка с черной отметиной на лбу, ликует, пружиной взвивается вверх, хватает трепыхающуюся тварь, рвет прямо в прыжке. Хорошая у нее кошка. Верная и надежная. Куда надежнее любого из мужчин…
Она победила! Пусть победа эта не окончательная, пусть расплачиваться за нее придется болью, кровавой рвотой и клочьями лезущими волосами – ничего! Все это пройдет, и когда-нибудь у нее получится собрать столько сил, сколько нужно. Когда-нибудь Вран ляжет мертвой птицей у ее ног… А боль она потерпит. И кровавый туман скоро развеется, уступит место ясным и острым, как бритва, мыслям. Она ведь знает, для чего все это…
– …Я знаю, для чего все это. – Слова сами сорвались с губ. Это были обычные слова, не колючие, не опасные. Это была правда.
– Эльза?.. – В комнату вошел Никита. А на мгновение, на долю секунды, подумалось, что Вран… Кто такой Вран, почему так страшно и так больно лишь от одного этого имени? Имени, которое еще там, во сне, резко звучало в ушах. – Эльза, как ты себя чувствуешь?
Она чувствовала себя плохо. Кажется, не было в ее теле ни одной клеточки, которая не болела бы. И тошнота… она тоже прокралась из сна.
– Мне нужно ведро…
С ведром Никита успел, подсунул к Эльзиному лицу, а сам даже не отвернулся, пока ее долго и мучительно рвало. Он ведь доктор, ему не привыкать.
– Все? – спросил, вытирая ей лицо влажной салфеткой.
– Развяжи. – Потребовать не получилось. Да и кто требует шепотом? Если только молит о милосердии.
– Обещаешь? – Он не стал уточнять, что именно, и Эльза пообещала.
– Все будет хорошо, – сказала она скорее самой себе, чем ему. – Теперь все будет хорошо.
Откуда взялась эта непобедимая уверенность, Эльза не знала. Может, тоже прокралась из сна. Должна же она прихватить из своего кошмара хоть что-то хорошее, хоть клочок надежды. А ей и в самом деле становилось легче с каждым мгновением. Уходила тошнота и боль, туман рассеивался, а мысли делались все яснее, все острее.
Никита расстегнул ремни на ее запястьях, отступил на шаг, выжидая. Чего он ждет? Что Эльза бросится на него, как дикий зверь? Может, раньше бы и бросилась, а сейчас ей так хорошо, как не было уже, кажется, много лет.
На кровать запрыгнула Зена, черная, как ночь, с порванным в бою ухом. А во сне она была рыжей. Такие странности…
Эльза положила ладонь на треугольную кошачью голову, погладила и только потом заметила колечко. То самое… Колечко подарил ей Никита. Давным-давно подарил. Никита с самого начала считал его безделицей, а Эльза – обручальным. У нее не было семьи и мужа, а вот обручальное колечко все равно было. Смешно и наивно. А еще больно. Наверное, чтобы избавиться от этой боли, когда все закончилось, когда все стало совершенно ясно в их странных отношениях, Эльза избавилась от колечка. Вернула Никите. А он, оказывается, хранил колечко все эти годы. А зачем хранил, чтобы вот сейчас снова надеть ей на палец?
Еще одна насмешка? А пусть бы и так! Эльза покрутила колечко на пальце, оно отозвалось теплом и покалыванием, словно кошка Зена выпустила коготки в порыве нежности. Вот только теперь она оставит колечко себе, не отдаст, не выбросит, потому что это ее кольцо. Теперь она точно знает.
– Зачем ты пыталась сбежать? – Никита наблюдал за ней со стороны, как за диким и опасным животным. Вполне возможно, что он прав – она опасна. И она почти превратилась в животное. Нет, не в грациозную кошку, это было бы не так обидно. Она превратилась в безропотную скотинку, что куда омерзительнее.
– Мне нужно в ванную. – Шершавые ладони скользнули сначала по лицу, а потом по волосам. Рыжие пряди остались на ладонях, но Эльза почти не испугалась. Это плата. Она не знала, за что именно плата, но точно знала, что все пройдет, что теперь все будет по-другому.
– Я помогу. – Никита и в самом деле попытался, но она оттолкнула его руки.