– Я понимаю. – Она не кривила душой. Вот только бояться нужно не зависимости, не возврата к таблеткам. Ей нужно бояться того, от чего таблетки ее прятали. Или не от чего, а от кого?..
Потянуло холодом, сначала по босым ногам, потом по спине. Эльза поежилась. Теплым оставалось только колечко. Теплым и надежным, словно бы Эльза была лодкой посреди урагана, а колечко – якорем, не позволяющим утащить лодку в пучину.
– И спасибо. – Она вытянула вперед руку, полюбовалась колечком. – Мне его не хватало.
В ответ Никита лишь молча кивнул, повертел в руках свою чашку, а потом вдруг спросил:
– Ты помнишь, что случилось в лесу?
Эльза помнила. Не все, и не слишком ясно, потому что запомнить бредовые видения в деталях у нее никогда не получалось. И приходилось записывать, переносить на холст все то, что прорывалось с той стороны. Она бы и сейчас записала, если бы у нее были кисти и краски.
– Я отключилась. Тот препарат, что уколол мне Никопольский…
– Должен был облегчить симптомы абстиненции.
– Не облегчил.
Скорее всего, Никита с ней не согласился, но промолчал.
– Я добралась до старого дерева, чтобы подальше от дороги, и отключилась.
– Отключилась, и что потом? – Он смотрел на нее очень внимательно, и во взгляде его было что-то странное. Эльза сказала бы, что это азарт.
– Ты хочешь знать подробности моего бреда?
– Да.
– Это слишком интимно. – Эльза усмехнулась. – Словами такое не описать.
– А красками?
– А у тебя есть краски? – Ей вдруг так захотелось, чтобы он сказал «да»! Аж ладони зачесались.
– У меня есть все, что тебе нужно. Холст, кисти, краски и прочие… фишечки.
– Фишечки? – Эльза улыбнулась. – Ты был в магазинчике Агаты. Только она так говорит.
– Не спросил, как ее зовут, но купил все необходимое.