Пляска фэйри. Сказки сумеречного мира ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Двигаясь очень осторожно, он снял гитару, прислонил ее к стене, подошел к моей кровати и сел. Лили и Лён переместились в пятно света от бра у меня в изголовье и встали прямо над Робби, словно собирались судить его.

– Я… – он набрал воздуху. – Я вас уже видел, раньше.

– Ты… что?! – воскликнула я.

– …когда мне было четыре, – закончил он.

Я почувствовала себя так, будто меня предали… будто я застала его с другой девчонкой.

– Ты же говорил, что ничего не знаешь о фэйри.

– Я почти умирал, у меня было воспаление легких, – он все еще не отрывал глаз от этой парочки. – Все эти годы… я думал, что это был бредовый сон под температурой.

– Иногда смертные видят правдивые сны, – заметила Лили.

– Ты что, звал их, как Аннализа? – обвиняюще вопросила я.

В первый раз с тех пор, как вошел в комнату, Робби перевел взгляд на меня. Когда он снова заговорил, голос у него чуть-чуть дрожал – а ведь раньше за ним никогда такого не водилось.

– Когда мне было четыре, мои родители крупно поссорились. Мама так расстроилась, что бросила младших детей с отцом, схватила меня и уехала в Йосемите[61]. Она выросла в холмах, всю жизнь ходила там в походы, так что первый инстинкт у нее был сбежать куда-нибудь на природу, подальше от цивилизации. Я почти ничего об этом не помню – только что на третью ночь, когда мы были за много миль от всех дорог и стоянок, меня свалила та лихорадка. Я весь горел. Мама не могла оставить меня и сама пойти куда-то за помощью, а нести меня было слишком тяжело. Я помню только, как она качала меня на руках, плакала, говорила, что я умираю, и это она во всем виновата, и молилась горам и деревьям, чтобы они нам помогли… – Он криво улыбнулся мне. – У отца семья строго католическая. Они молятся всем святым, про каких ты в жизни слышала… а вот мама молилась деревьям и камням.

– И фэйри? – подсказала я.

Робби вздохнул, выровнял голос.

– Я, наверное, так и заснул у нее на руках. Потому что проснулся потом посреди ночи: мама была в отключке, а над горами висела полная луна. Не знаю, зачем, но я вылез из спального мешка. Мы встали на полянке среди хвойных деревьев – дугласовых пихт, кажется, – и луна светила так ярко, что кругом было все видно. Я насмотрелся всяких зверей той ночью: и койота видел, и норку, и рысь. Пуму видел, ястребов и орлов, и большущих филинов, и целое семейство медведей. Все они вышли, показались мне и никто не напугал. А потом я увидел вот их, – он кивнул на фэйри. – Там были эти двое и еще другие. Много других. Я смотрел на них и знал, что мне ужасно плохо… я подумал, что… – Робби закрыл глаза, но все же выдавил следующие слова. – Я был не в себе от температуры. Я подумал, что они пришли меня забрать… но тело как-то оставят, так что мама утром найдет меня – мертвого.

– Иногда мы так и делали, – тихо сказала Лили. – Но не с тобой.

– Так что, вы пришли за ним сейчас? – воскликнула я, совершенно перепуганная.

Но ответил мне Робби.

– Они спасли мне жизнь, Черри. Они сотворили какую-то… – магию, наверное, и температура спала, и вот, я до сих пор здесь.

– Мы не могли дать тебе умереть, – сказала ему Лили. – Нам нужна твоя музыка. Ты должен играть песни гор и деревьев, песни диких созданий, которые пришли к тебе тогда.

– Я перед вами в долгу, – сказал он негромко, но твердо.