Хозяин теней

Несчастный Бен кажется сбитым с толку настолько, что не разберется в происходящем до конца времен. Теодор хмыкает. Хорошо, что он не так впечатлителен, как его приятель, иначе от головокружения, с которым мисс Карлайл кидает из отважной прямоты в смущенное молчание, его бы замутило.

– Уважаю вашу смелость, – кивает ей Атлас, – но не ценю активность. Вам следует поискать друга в какой-нибудь другой лавке. Например, по соседству с нами живет премилая мадемуазель Анетта, которая не прочь послушать истории о странствиях. Уверен, вы с нею сойдетесь.

Он идет в кухню, чеканя шаг, и слышит, как Бен намеренно громко вздыхает. Клеменс вскакивает с кресла и увязывается за Теодором.

– Мне не нужны друзья для каких-то бесед.

Он уже ставит на маленькую плиту джезву – настоящую, привезенную Беном из Турции, – достает из холодильника два яйца и нарезанные с вечера помидоры. Клеменс останавливается в дверях кухни и наблюдает за ним взглядом любопытной зверушки. Любопытной и оттого приставучей.

– А кто же вам нужен? Явно не знаток мифологии, об этом я уже догадался.

Если бы в этот миг он соизволил поднять глаза, то заметил бы, что Клеменс покраснела до кончиков волос. Но он ничего не видит, и поэтому удивляется, когда она роняет дрожащим голосом:

– Бен рассказал мне, как вы познакомились. Я восхищена вашим мужеством.

Ему не нравится эта тема. Теодор хмурится и стискивает в правой руке пустую яичную скорлупу. Ох, мисс Карлайл, как же вы любите интересоваться тем, о чем принято молчать в обществе Теодора Атласа!

– Это вовсе не мужество, миледи, – цедит он. – Я удивлен, что Бен настолько разговорчив в вашем обществе. Мы не делимся этой историей. Как правило, – добавляет Теодор, пожимая плечами, – жест, который сам он не любит, но перенял у приятеля помимо своей воли.

– Разве? – смущенно переспрашивает Клеменс, стискивая пальцы рук то ли от страха, то ли от нетерпения, потому что ей все же хочется высказаться – ясно как день. – В общепринятом значении ваш поступок считается мужеством.

Теодор снимает с плиты закипающий кофе и выливает половину в приготовленную чашку. В голове навязчиво, как заезженная пластинка, звучат слова Бена: «То было дело случая, и мне повезло, что ты оказался рядом».

– Прыгнуть в холодную воду, чтобы спасти тонущего ребенка, это… Сколько вам было? Пятнадцать? Это очень храбрый поступок.

«Мне повезло, что ты вытащил меня».

Теодор с грохотом бросает джезву в раковину. Клеменс вздрагивает и замолкает.

– Это вовсе… – задыхаясь, шипит Атлас, – не храбрость. Это вовсе не мужество, мисс Карлайл. Мне было почти столько же, сколько и теперь – лет двести сорок. – Она бледнеет на глазах, а он видит перед собой только темные воды Гудзона и отпечатки рук на лобовом стекле тонущего автомобиля. – Для такого, как я, спасение одного ребенка – не поступок, а оплошность. Бен разве не сказал, что в машине были его родители? Нет?

Теодор выдыхает и отворачивается к окну, позволяя дневному свету согревать его лицо. Если бы его не оказалось на мосту в ту злополучную ночь, Бен Паттерсон погиб бы вместе со всей своей семьей, это верно. И он прав, когда говорит, что Теодор спас его жизнь и не мог спасти никого другого.

Только это не помогает.

– Один ребенок или два взрослых, мисс Карлайл, – говорит Атлас ломающимся голосом. – Как за короткое мгновение определить, кто из них достоин жизни больше? – Когда она не отвечает, он оборачивается, но на нее не смотрит. Его взгляд незряче скользит по обоям, светлому дереву кухонных полок. Опускается к плите, на которой все еще стоит холодная сковорода с разбитыми яйцами.

– Вы выбрали ребенка, – тихо произносит Клеменс. У нее в глазах стоят слезы, и Теодор с удивлением обнаруживает, что все это время она молча плакала.