Хозяин теней

22
18
20
22
24
26
28
30

Теодор хмыкает, скрывая разочарование, и отвечает, не поворачивая головы:

– Как видишь, умереть посреди какого-нибудь захудалого штата у меня не получилось. А ты говорила, что никогда не выйдешь замуж и не заведешь детей.

– Да, говорила, – кивает Элоиза и вздыхает. – Дети так и не появились. Только еще одна тема для жалких разговоров ни о чем, когда мать наведывается к нам с мужем на чай.

– Миссис Вебер все еще жива? – усмехается он.

– Побойся Господа, Теодор! Живее всех живых!

– Отчего я не удивлен? Она всегда казалась мне боевой старушкой.

Элоиза смеется, прикрывая рот рукой с массивным кольцом, на камне которого выгравирован фамильный герб ее семьи. У Теодора в память об их встречах остались запонки с таким же отличительным знаком, которые молодая Элиз стащила из сундучка своей матери и вручила ему перед отплытием в Америку. Тогда они в самом деле считали, что больше не увидятся.

– Странным образом идет время, согласись? – заявляет она вдруг с прежней колкостью. Теодор смотрит на нее и едва заметно кивает. – Вот мы – случайно пересеклись и снова впали в воспоминания, тревожить которые я бы не стала ни под каким предлогом. Ты, как и прежде, вызываешь во мне странное желание ностальгировать.

– Это не я, – вздыхает он. – Это всего лишь момент.

– Неправда… Но ты ведь никогда не признавался и не признаешься, что в тебе живет какая-то магия, раз ты до сих пор покоряешь сердца молодых девиц. Твоя спутница… – Элоиза хитро подмигивает растерявшемуся Теодору и хитро же улыбается. – Я заметила вас немного раньше, чем решилась подойти. Ох, негодник, тебе должно быть стыдно увиваться за столь юными особами! Только отчего мне кажется, что и ей ты откажешь?

Она говорит, наполняя слова старыми обидами, а быть может, и колкостями, которых не растратила и хотела адресовать именно Теодору. Он улыбается, думая, что ничто не способно ее изменить. Ни замужество, ни время, ни влияние благородного общества, от которого сам Теодор сбежал, едва лишь почувствовал, как оно затягивает его в свои сети.

– Я всего лишь сопровождаю ее, Элиз. Как ты верно заметила, мне уже поздновато клеить столь взбалмошных барышень.

– Взбалмошная барышня – дочь смотрителя художественной галереи, и я на твоем месте была бы поаккуратнее. Говорят, у ее матери хватка железной леди, а улыбка Моны Лизы, и такая, если потребуется, охомутает тебя в два счета. Я слышала, она выставляет свою дочь на выданье французскому обществу, но пока что в этом не преуспела. Не удивлюсь, если юная мисс Карлайл попросту сбежала из-под опеки своей маман.

Изумрудное платье Клеменс будто нарочно мелькает в толпе гостей и растворяется.

– Что ж, тогда мне понятен ее живой интерес, – не преминув съязвить, тянет Теодор. – Эта девица, Элиз, буквально свалилась мне на голову и требует от меня экскурсов в историю, словно я нанимался в персональные репетиторы. У нынешнего поколения нет ни малейшего понятия о личных границах!

Элоиза качает головой и украдкой усмехается. Время стирает многое, но привычки человека остаются прежними: Теодор Атлас, как и был, остался угрюмым брюзгой, и даже внешне не изменился, как ни старается миссис Давернпорт увидеть в нем отпечаток десятков лет.

– А к позеру Стрэйдланду она тебя привела ради просветительских целей? – кидает она ответную колкость. Теодор с видимым неудовольствием кривит губы. – Ах, Тео, не умеешь ты врать и никогда не умел.

– И не пытался научиться.

Элоиза тут же кивает. Безумные рассказы этого человека, даже несмотря на их явный вымысел, всегда были похожи на правду: то, с каким вниманием к деталям подходил Теодор к своим фантазиям, в молодости поражало воображение юной мисс Вебер. Быть может, поэтому она прощалась с ним с куда бо́льшей неохотой, чем могла себе позволить.

– Ты по-прежнему представляешься бессмертным и меняешь имя раз в двадцать лет? – улыбается Элоиза, и Теодор серьезно кивает. Разумеется.