Вообще то, что Никита к Кате неровно дышит, было всем уже известно. Как в кино, думала Юки, робко, но горячо Никите сочувствуя: она полюбила его – он оказался вампиром. Он полюбил ее – она оказалась оборотнем-людоедом. Только совсем не романтично получается, и не красиво ни капельки.
А в пропитанной густым спиртным духом темноте у Никиты уже рождалась новая версия: может, Катя только держала этого зверя у себя, приютила, пожалела. Черт его знает, какой зверь на самом деле, вдруг он на вид милый и безобидный как котенок. А он свою благодетельницу и сожрал, вырвавшись на свободу.
– Может, она и ягоды для него собирала, – подал голос Пашка. – Пыталась… ну… вегетарианцем сделать.
– Какие ягоды? – не понял Никита.
Юки рассказала про открытую калитку и ведро со странной смесью черных ягод – съедобных и ядовитых.
– Зачем она вообще в лес ходила… – снова затосковал Никита.
– Знала что-то, – убежденно закивала Юки.
– Про что?
– Про все!
Только об одном Никита даже сейчас, даже в дружеской компании ни словом не обмолвился – что Катя пришла к нему три дня назад не просто так, а с какой-то ахинеей: я, мол, знаю, что происходит, мне нужен свидетель… И все эти три дня он высматривал ее из-за забора, прикидывал, как бы подойти ненавязчиво, извиниться, отшутиться. Но так и не подошел. И не потому, что считал это ниже своего достоинства или стеснялся – он боялся, что она действительно знает. Какой-то еле уловимой иномирной жутью повеяло на него тогда, когда она стояла на пороге с этими рыжими цветами мертвых в руках. А может, это был просто сырой от дождя сквозняк. Сквозняк и бесшумная зарница, пробежавшая по пасмурному небу и отразившаяся в ее глазах.
– Ведьма, – сказал вдруг Пашка. Юки даже вздрогнула – она как раз думала о том же самом.
– Сам ты ведьм… ведьмедь, – Никита, пошатываясь, встал. – А я, если меня извинят дамы…
– Она нас всех и заколдовала, – яростно жестикулируя, доказывал его удаляющейся спине Пашка. – Нет, а правда. Вот кто она вообще? Это все она! Ты хоть фамилию ее знаешь?
Одно из главных правил для пьяного человека летней ночью – не смотреть на звезды, чтобы не рухнуть от головокружения на поверхность родной планеты. Но больше смотреть было некуда. Никита нашел с детства знакомый ковш Большой Медведицы, лихо отплясывавший сейчас свою звездную джигу. Сам он тоже опасно качнулся, но в последний момент поймал равновесие и стал, не выпуская из рук включенного фонарика, застегивать джинсы. Луч света метался в воздухе, выхватывая край крыши, ветку, куст шиповника…
И бесформенную темную массу, заворочавшуюся в этом кусте.
Фонарик светил прямо на зверя, но все равно совершенно невозможно было понять, где у него лапы, где голова. Крупное тело, действительно напоминавшее черный мешок, о котором твердила бабушка Усовых, было покрыто то ли чешуей, то ли грубой кожей. Никита оцепенел от страха, но остался на месте – он упорно всматривался, пытаясь разобрать в бесформенных очертаниях хоть что-нибудь. Что-нибудь знакомое.
В темной пульсирующей массе, похожей на колоссальных размеров пиявку, – точно, пиявка, вот на что это существо походило хотя бы отдаленно – вспыхнули двумя красными точками глаза. А потом распахнулась круглая пасть с многорядьем зубов, и зверь выпрыгнул из засады.
Никита упал в траву и тут же, не дожидаясь, пока его начнут пожирать заживо, заорал. Вспыхнул свет на крыльце, оглушительно хлопнула дверь, раздался новый вопль, топот, треск, полетели во все стороны комья грязи и ветки, и над Никитой склонилось непонятное расплывчатое лицо.
– Павлов? Живой? – спросило лицо голосом ушедшего на охоту Андрея.
Рядом сидел на земле и тяжело дышал Пашка. Он жмурился от боли и держался за ногу, измочаленная штанина набухала темным. Пашка выскочил из дачи на крик Никиты и прыгнул на зверя с вечной своей отверткой. И, хоть тварь и успела прихватить его за ногу, да так, будто стая собак разом вцепилась, Пашка тоже успел пару раз ткнуть отверткой в кожистый черный бок. Все это Никита узнал буквально за пару секунд, потому что Пашка говорил безостановочно. И показывал ему то пострадавшую ногу, то руку, заляпанную чем-то вроде болотной жижи – брызнувшей, по его утверждению, из ран на теле зверя. Вокруг бегала и встревала с дополнениями Юки, и Андрей о чем-то настойчиво спрашивал, и другие голоса слышались из темноты. Вообще на участке образовалось неизвестно откуда довольно много людей. Заметив мелькнувший в лучах фонарей гороподобный силуэт Усова, Никита наконец сообразил, что это доблестные охотники явились на шум.
ebooksa