Вьюрки

Теперь вокруг был лес, изрезанный многочисленными тропками, негустой и мшистый. Еще на опушке Стася заприметила в траве благородно-бурые шляпки белых грибов и постепенно набрала почти полный пакет, в который то и дело совала нос. Грибы пахли так вкусно, что хотелось съесть их немедленно, сырыми. Да и вообще есть уже хотелось довольно сильно.

– Вот, – объявил наконец Дэнчик.

Перед ними была полянка, почти полностью соответствовавшая его представлениям об идеальном месте: ровная, поросшая мхом и тонкой мягкой травой, опушенная по краям густым малинником и прикрытая от довольно злого уже солнца нависшими березами.

Оказалось, что установить палатку не так-то просто. Дэнчик, заранее изучивший в Интернете все схемы и инструкции, даже хотел еще раз погуглить, но обнаружил, что Сети тут нет. В конце концов, раза с четвертого, вместо малопонятной брезентовой инсталляции у них получилась вполне себе палатка, только верх почему-то провисал и одна веревка оказалась лишней.

Забравшись внутрь, Дэнчик открыл теплое пиво, и они пообедали мятыми и поплывшими, необыкновенно вкусными бутербродами. И сразу же потянуло прилечь, отдохнуть, сонная лень разлилась по мышцам. Выяснилось, что тонкое одеяло всего одно, и они со смехом возились в пропахшей пылью тесноте, делили его, потом посерьезнели и деловито переключились на прохладные от пота тела друг друга. Потом задремали, причем Стася хотела по-романтичному, не расцепляясь, но Дэнчику все-таки удалось перед самым провалом в сон устроиться по-нормальному, носом к стенке.

Когда Никита влетел на участок председательши, огромный бочкообразный Усов уже почти сбил прикладом ружья замок с двери гаража. На нем, как собаки на медведе, висели Степанов с Андреем, остальные дачники, трепеща от страха и любопытства, следили за потасовкой с безопасного, по их мнению, расстояния: кто с веранды, кто из-за забора. Стоял страшный крик: Усов ревел, что перестреляет всех к чертям собачьим, если не отвяжутся.

Никита бросился в тройственный клубок дерущихся, оттолкнул кого-то и, почувствовав в руках холодную тяжесть ружья, изо всех сил дернул его на себя. Вопли вокруг стали оглушительными, боль разорвала низ живота и пах, а в мозгу, который словно отделился от орущего тела, мелькнула мысль – почему не было слышно выстрела? Никита рухнул в шиповник вместе с ружьем и, миновав испепеляющий пик боли и кое-как отдышавшись, страшно обрадовался: крови нигде не было. Усов не стрелял в него, просто двинул коленом по самому ценному. Неслабо так двинул, но зато ружье теперь у него, победа…

Сломанный замок, звякнув, упал на дорожку – Усов распахнул дверь гаража и шагнул внутрь.

Никита отшвырнул ружье, забился в шиповнике, пытаясь встать. Моментально сбежавшиеся обратно к гаражу дачники чуть его не затоптали. Они толклись в дверном проеме плотным бестолковым гуртом, не давали друг другу пройти. Из глубины раздался короткий крик, и Никита рывком высвободился, ломая колючие ветки, – это Катя кричала.

И тут ослепительно-белая вспышка беззвучно полыхнула в гараже и раскаленной волной вырвалась наружу, пригибая траву к земле. Люди кинулись врассыпную, закрывая лица руками от нестерпимого жара.

И наступила полная тишина.

Стася проснулась от того, что ей очень хотелось в туалет. Вот за это она и не любила пиво. Сонная, почти не разлепляя веки, выбралась из палатки, присела под кустик.

Почему-то было очень тихо. Ни шороха листьев, ни пересвистывания птиц, ни сухого древесного треска, непонятно чем порожденного, – странно было не слышать всего этого, особенно летним днем.

Тут Стася проснулась окончательно. Вокруг было темно. Ей казалось, что они задремали на полчаса, не больше, но их, похоже, так разморило, что они проспали до глубокой ночи. Стася подняла голову и увидела тускло-черное небо без звезд. Очень странное небо, и к тому же откуда-то все же шел слабый свет, ведь она различала очертания деревьев, палатки… Приглядевшись, Стася поняла, что эти очертания светятся сами по себе, что все вокруг фосфоресцирует, будто облепленное крохотными светлячками.

Яркая ветвистая молния расколола небо. Там клубились чернильного цвета тучи, огромные, как горы. И в центре, прямо над поляной, они закручивались воронкой. Молния вспыхнула снова, откуда-то послышался нарастающий низкий гул.

– Дэн! – завопила перепуганная Стася и кинулась к палатке.

Звенящая, давящая на уши тишина длилась пару минут. Их как раз хватило, чтобы немного прийти в себя после волны удушающего жара, открыть глаза. Тем, кто оказался ближе всех к гаражу, опалило ресницы и брови, покрасневшая кожа на лицах и руках натянулась, готовясь вздуться ожоговыми пузырями. Никита добрался наконец до двери и остановился – жар по-прежнему шел изнутри, как из печки.

– Это что было, взрыв? – дрожащим голосом спросил кто-то у него за спиной.

Ясное летнее небо мгновенно, с неправдоподобной скоростью затянули черные тучи, и на Вьюрки с ревом обрушилась буря. Затрещали ветки, с крыши дачи Петуховых сорвался и улетел куда-то в гудящий сумрак лист шифера. Не было никаких первых капель – дождь с градом упали с небес сразу, тяжелым занавесом, а раскаленный гараж зашипел и подернулся белесой дымкой. Никита снова кинулся туда, натянув на нос мокрую футболку, и в то самое мгновение, когда он шагнул внутрь… гараж исчез. Вокруг были кусты проклятого шиповника, трава, а вот гаража не было.

Никита бросился обратно к мечущимся по участку дачникам. Поймал Андрея и яростно затряс его, требуя объяснить, куда делся гараж. Андрей посмотрел на него с испуганным недоумением и махнул рукой в сторону. В сторону гаража, который стоял на прежнем месте. Но Никита уже смотрел остекленевшими глазами через плечо Андрея – на персидскую сирень, гордость председательши. Сейчас эта цветущая гордость вяла, чернела и усыхала, точно в ускоренной съемке. И гнилая чернота расползалась, пожирая остальные деревья и кустарники, они будто истлевали на глазах. А сквозь них проступал маревом совершенно другой пейзаж: березы, елки, устланная хвоей земля… Сквозь участок председательши проступал лес.