– Ты что? – удивился Александр.
– Так… показалось, – пробормотала Юта, возобновив путь.
«Это Дудл? – прошелестел внутренний голос. – Он спрятался за деревом и наблюдает за тобой».
Она поежилась. И хотя женщина прекрасно знала, что тот неряшливый толстяк мертв уже почти двадцать пять лет, воображение мгновенно изобразило отчетливую картину – Дудл жив. И сейчас он притаился за старой сосной, постаревший, заплывший жиром грязный старик с обширной лысиной, обрамленной клочьями седых липких волос. На нем все тот же засаленный комбинезон, а ноги босы и черны от грязи… Глубокий разрез на шее зашит грубыми нитками, отчего теперь Дудл может только шипеть, как змея…
Юта вздрогнула, мысленно прогоняя отталкивающее видение.
– Знаешь, почему я решила сюда заехать? – заговорила она.
Александр вопросительно посмотрел на мать.
– Та далекая ночь изменила меня, – с трудом выговаривая слова, пояснила Юта. – Я даже теряюсь объяснить, почему. Наверное, если бы мы не оказались в том доме, утром я, как послушная собачка, поплелась бы дальше за Клаем. И, наверное, закончила так же, с какой-нибудь хреновиной в заднице.
Она остановилась, и, зажмурившись, подставила лицо моросящему дождю.
– В ту ночь тоже был дождь, – сказала Юта. – Настоящая буря…
Она взглянула на сына.
– Я тебя шокировала?
Помедлив, Александр произнес:
– Ты моя мать. И мое отношение к тебе не изменится от того, что ты совершала какие-то нехорошие поступки в юности. Тем более, что все давно позади.
– Позади, – эхом повторила Юта. – Все, что связано с Клаем, напоминает мне вонючее, заплесневелое одеяло, заляпанное рвотой… Которое я мысленно отнесла на пустырь и сожгла.
Она покрутила головой, оглядываясь.
– Ладно, сын. Ты прав, как бы нам не заблудиться здесь… Впрочем, даже если это и так, по навигатору мы быстро найде…
Юта осеклась на полуслове, потрясенно вглядываясь в чащу.
– Саша, – прошептала она, схватив сына за локоть. – Саша, посмотри и скажи, что ты видишь то же самое.
Александр повернулся, удивленно вскинув брови.