Бабочка

22
18
20
22
24
26
28
30

Ключ попал в скважину с первого раза.

Она повернула его, и, на удивление, замок открылся сразу.

– Там ничего нет, – вслух сказала Юта, изо всех сил стараясь придать своему голосу уверенные нотки. – Там пусто. Это просто чердак.

Она потянула старую рассохшуюся дверь на себя, и та с неохотой подчинилась.

– Там просто старый хлам, – продолжала себя подбадривать Юта, осторожно входя внутрь. – Ведь обычно на черда…

Бледно-желтый лучик, нервно скользя по пыльному полу, поднялся наверх, и она оцепенела на полуслове.

Прямо перед ней на кожаных ремнях висела высохшая мумия. Судя по растрепанным паклям волос, это была женщина. Ни рук, ни ног у нее не было, а укороченное тело было спеленато заплесневело-ветхими полотенцами. Там, где у женщины должны быть руки, до самого пола свисали две блеклые тряпки, излохмаченные и дырявые, словно решето. Но даже в темноте Юта смогла разглядеть на них сохранившуюся краску – розовую, зеленую и фиолетовую.

«Крылья», – догадалась она, чувствуя, как животный страх стальным обручем сдавил ей грудную клетку. «Бабочка…»

Ей стало дурно, и Юта пошатнулась, едва не упав.

Теперь она вспомнила сказку Дудла. Полностью, от начала и до конца (хотя, как известно, как раз конца там и не было).

«Она была жива», – шепнул внутренний голос, и Юта побледнела.

Все верно. И эти звуки, которые она слышала под утро… Дудл просто качал ее. Бабочку. А когда Клай убил Дудла, она оказалась запертой на чердаке.

– Она была его матерью? – пробормотала Юта, потрясенная собственной догадкой.

Вполне вероятно. Ведь в сказке Бабочка была уже беременной…

Ее прошиб ледяной пот.

Если это так, то после смерти эту несчастную на ремнях ждала кошмарная и мучительная смерть. И каждую секунду она ждала, что Дудл (или как там его) поднимется наверх, чтобы дать ей меду… или еще какой-нибудь хрени, которую любят бабочки…

Юта внезапно поняла, что еще немного, и ее вывернет наизнанку. С трудом превозмогая рвотные позывы, она осветила потолок. Со старых гнилых досок свисали обрывки блекло-голубоватой бумаги. Кое-где можно было даже различить неуклюже нарисованных бабочек.

«Небо», – поняла Юта и направила фонарик в другой угол помещения. Она едва не вскрикнула, увидев еще один труп, сидящий прямо на полу. Так же, как и укороченное тело на ремнях, мертвец был женского пола, почернелый и высохший, будто пыльный чернослив, застрявший между стенкой и холодильником. Верхняя часть одежды истлела, обнажая единственную сморщенную грудь умершей. Правой груди не было.

Юта провела тыльной стороной ладони по лицу, вытирая выступивший пот.

– Тетя… – хрипло выдавила она. – Тетя из рассказа, с одной грудью… Это и есть твоя тетя Аня, Дудл?