Человек с чужим лицом

Юноша впервые видел этого мрачного человека широко улыбающимся.

— Теперича спалим курву? — весело осведомился нежданный помощник.

— Надо бы еще кол в сердце вбить осиновый, как полагается, — деловито кивнул юноша, донельзя довольный удачным исходом дела, и отер с расцарапанного лица струйку крови.

Минкина не подавала ни малейшего признака жизни, и при одном взгляде на ее проломленный тяжеленной оглоблей череп было ясно как день, что она мертва. Однако пренебрегать мерами предосторожности все же не стоило. Но как удачно подоспел гер Вениамин!

Покуда «субботник» был занят подготовлением погребального костра из подручных материалов, юноша вышел на улицу. Гроза и ливень утихли, моросил мелкий противный дождик. Слуга Божий отыскал среди крестов на погосте наиболее подходящий для задуманного дела голубец. Тот был сработан из осины — дерева, на коем, по преданию, удавился Иуда, а посему оно было как нельзя более пригодно для угомона всяческой колдовской погани. Истово перекрестившись и мысленно попросив прощения у Господа за вынужденное кощунство — других подходящих к случаю деревяшек поблизости все одно не наблюдалось, — молодой человек без особенных усилий выворотил крест из могильного холмика и, неся его на плече, подобно Спасителю на пути к Голгофе, вернулся в помещение притвора. Там все обстояло по-прежнему: гер Вениамин занимался своим делом — разламывал на щепки несколько досок, наскоро отодранных от гробов; а госпожа Минкина — своим: лежала недвижно, вперившись в потолок остекленевшими выпученными зенками. Оба — и иудей, и православный, — не сговариваясь, решили, что погребальный костер следует устроить прямо здесь, в притворе. Вся колокольня, вероятнее всего, сгорит, но выбирать особенно не приходилось: на улице слишком сыро, а тело надобно уничтожить как можно скорее.

— Послушай, — спросил, между прочим, гер Вениамин, на мгновение сделавшись похожим на обычного русского мужичка, которому заезжий ярмарочный шарлатан демонстрирует какой-нибудь хитрый «фокус-покус». — А откель у тебя така волшебна скатерка? Что за колдовство тако?

— Нет никакого колдовства! — снисходительно пояснил юноша. — То минерал особый, Уральской землей рожденный — горной куделью прозывается, сиречь — асбестом. Его еще заводчик Никита Демидов царю Петру в дар принес. Видом — как пряжа, а в огне не горит, будто железо! В наших тайных мастерских еще и не такие чудеса делаются! Слушай, гер Вениамин, а не желаешь ли ты отойти от ереси жидовской и вернуться в лоно матери нашей, святой Православной церкви? Я могу поспособствовать…

Но «субботник» на сие великодушное предложение лишь печально покачал головой.

В отличие от дивных див, производимых в секретных лабораториях тайного общества, изладить из креста заостренный кол было делом нехитрым и не требующим особенного умения. Юноша вытащил из кармана складной нож и принялся за работу. Она была еще далека от завершения, когда он услыхал встревоженный возглас Вениамина. Молодой человек обернулся и увидел, что субботник указывает ему на тело Минкиной. С оным явно творилось неладное.

Необъятное брюхо мертвой аракчеевской полюбовницы вовсю ходило ходуном, будто его пучило с пережору. Мощные ляжки ее, похожие на двух поросят мясной породы, раздвинулись в ворохе юбок так, как обыкновенно происходит при родах. Юноша и «субботник» застыли на месте, словно громом пораженные, не веря собственным глазам: из-под кружев обильно хлынула кровь, и они мгновенно пропитались ею, подобно греческой губке, упоминавшейся в письме соглядатая. Затем пришла в движение расплющенная голова трупа: она задергалась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, тупо стуча затылком в пол, и, наконец, выпученные глаза один за другим лопнули, словно болотные пузыри, а из каждой глазницы медленно и жутко выпросталось по длинной скользкой крысе. Исчадия ада тащили свои непомерно долгие хвосты из Настасьиного черепа, казалось, целую вечность, а когда наконец вытащили, то уселись у трупа в головах, подняли окровавленные усатые мордочки кверху и громко, пронзительно засвистали, словно герольды, приветствующие появление королевской особы.

Вслед за тем непомерно толстое брюхо трупа разом опало, а напитанные кровью юбки заколыхались, и из-под них с влажным чавканьем выползло нечто. Приглядевшись, слуга Божий и сектант поняли, что то было громадное скопище крыс, состоявшее голов из ста, ежели не более. Грызуны тесно переплелись хвостами в громадный омерзительный сгусток, так, что едва могли шевелиться по отдельности, но зато, как сразу выяснилось, умели весьма споро передвигаться все вкупе. Ощеренный сотнями пастей с тысячами мелких острых зубов шар покатился, наращивая скорость вращения, прямо к остолбеневшим от ужаса и омерзения христианину и иудею.

Глава 8

Клюв мортуса

Читатель убеждается, что иногда лучше оставаться бездетным, чем рожать неизвестно от кого, узнаёт, кем на самом деле является главный герой, видит, что русский бунт всегда беспощадный, но не всегда — бессмысленный, и выясняет, что спасение от огня отнюдь не означает спасения от смерти.

— Она добилась, чего хотела, — прошептал гер Вениамин. — Понесла и родила. Только от семени какого гнусного демона сей приплод?

— Крысиный король… — отвечал христианин. — Но я никогда не слыхал, чтоб грызуны клубковались в чреве трупа. Обыкновенно их находят, когда разбирают полы и стены старых домов. Недоброе предзнаменование… Считается, что такая находка — к мору, болезням. В Черногрязинской губернии перед эпидемией также отыскивали подобные клубки. Считается, будто хвосты заразных крыс выделяют особый клейкий пот, который вызывает их слипание друг с другом, но в точности никто ничего не знает. Говорят, другие грызуны из жалости приносят попавшим в подобную ловушку товарищам пищу. Взгляни-ка…

Из тел мертвецов, прислоненных к стенам, то тут, то там начали «вылупляться» крысы — и матерые, и совсем мелкие крысеныши. Они все увеличивающимся потоком устремлялись к гнусному клубку, таща в зубах отгрызенные пальцы, носы, требуху покойников и самое вкусное — языки. Крысиный сгусток поглощал лакомства, ничуть не сбавляя хода, и попутно наматывал на себя набежавших кормилиц, становясь при этом все больше, подобно снежному кому.

— Шма Исраэль Адонай Элохэйну Адонай ахад Барух шэм кэвод малхуто лэолам ваэд! — вскричал от удивления гер Вениамин и зачем-то, видимо с перепугу, перевел слова иудейской молитвы на язык родных березок. — Слушай, Израиль: Господь — Бог наш, Господь единый есть. Благословенно имя Его, чье славное царство вовек!

«Субботник», который находился много ближе к клубящемуся месиву из грызунов, вновь подхватил оглоблю и как следует размахнулся, стоя над самым клубком. Но тут же тяжеленная орясина выпала у него из вмиг ослабевших пальцев.

— Бюбеле, деточка, что же это?.. — простонал он. — Как же это так?..