Дьявол по соседству

Мейси вытерла глаза.

- Ты слышал, что он сказал. Ты слышал, что он сказал, Луис. Оно повсюду. Некуда бежать.

- Да, я слышал это. Хорошо слышал.

- Мне страшно, - призналась она. - Очень страшно.

- Мне тоже...

38

В доме Шоров на Тесслер-авеню тетушка Юна пробудилась от дремы. Сокрушающее чувство одиночества, которое она испытывала восемьдесят с лишним лет, внезапно навалилось на нее всей своей тяжестью. Оно давило на нее, словно могильная плита, заставляя ощущать, как возраст съедает ее, обращает в прах.

 О, боже, о, боже...

Она открыла глаза и осознала, что да, она одна и была одинока уже многие, многие годы. Конечно же, в доме с ней жили племянница Филлис, ее муж Бенни, и дети... но в этом было мало утешительного. Потому что ее жизнь, ее собственная жизнь была пустой и неполноценной. И только сейчас, в этот короткий, туманный миг пробуждения, она осознала правду своей пустой, одинокой жизни. Словно на автомате, она примерила улыбку и выдавила смешок, которым был натянутым.

 Искусственным.

Она чувствовала себя пожелтевшей фотографией в памятном альбоме, завернутом в грязный шелк. Ее жизнь была такой же пустой, как лежащий на тротуаре панцирь какого-нибудь насекомого, высохший и хрупкий, ожидающий, когда его раздавит чей-то ботинок, или унесет в сточную канаву ветер.

Реальность ушла от нее, причем довольно давно.

Чарльз умер шестнадцать лет назад, а ее дети, Барбара и Люси жили далеко и редко звонили ей. Юна не винила их за это. Зачем звонить музейной мумии? Зачем напоминать ей о ее медленном распаде в стеклянном ящике, покрытом жирными отпечатками пальцев живых существ, наблюдающих за ее разложением?

Нет, все позади, и она притворялась слишком долго.

Юна села в кровати, окутанная мятным ароматом линимента и камфоры. Затем стала дрожать и задыхаться, путаясь во влажной простыни. Боже милостивый, что я наделала? Почему я позволила этому случиться? Глупая, чокнутая старуха! Вторглась в чужую жизнь, заставила Филлис забрать тебя, когда тебе некуда было идти! Ты просто большой паразит, высасывающий из них жизнь и энергию... разве ты не видишь? Ты должна лежать на городском кладбище, в земле, рядом с Чарльзом, кормить червей и давать рост траве под теми большими, шумящими на ветру вязами! Именно так!

 По крайней мере, хоть на что-то ты сгодишься!

Обливаясь слезами, и чувствуя, как годы пронизывают ее, словно трещины фундамент древнего дома, Юна заставила себя встать. Она не знала, почему эти мысли пришли ей в голову, но удивительно, что раньше такого не случалось. Истина была зеркалом, которое не обманывало. Ни насчет возраста, ни насчет жизненных обстоятельств, ни насчет того чем ты стала или позволила себе стать.

Она подошла к окну и увидела лежащий перед ней Гринлон... крыши домов, раскинувшиеся деревья, флагштоки и церковные шпили. Да, все это было построено и уплотнено здесь. Предназначено для живых существ, а не для старых высохших мумий, вроде нее. Юна уловила в стекле собственное отражение, оно походило на призрака, нависшего над городом. Она чувствовала, как возраст медленно иссушает ее, а могильная сырость сковывает кости. Она испытывала ужас перед тем, чем стала и перед тем, чем никогда уже не будет.

Пошатываясь, она подошла к дверному проему.

Почувствовала доносящийся снизу запах готовящейся еды, услышала, как Филлис что-то напевает себе под нос и как щебечут и смеются дети. Настоящие, богатые, живые звуки. То были не ее звуки. Ее звуками был стук дождя по могильной плите и шелест осенних листьев, задуваемых под дверь склепа, пауков, плетущих сети в темных гробницах, мертвых цветов и черной земли.