Дьявол по соседству

22
18
20
22
24
26
28
30

В воздухе пахло кровью, дымом и опорожненным кишечником. Она увидела двух мужчин и женщину, стоящую между ними. Все были голыми, раскрашенными и покрытыми чем-то вязким и блестящим, как жир. Глаза у них горели тупым животным голодом. Свет отражался от заточенных кончиков зубов. Они походили на охотников каменного века.

Осознав, что она жива, они беззвучно двинулись вперед.

 О, боже всевышний, хватит, не надо, просто дай мне умереть...

Но она не умирала. Прогнав сны, стучащиеся ей в череп, она почувствовала, будто ее тело объято огнем. Казалось, будто каждый дюйм ее тела вскрыт, все внутри разорвано и проколото. Дорис попыталась проглотить кровь, которой наполнился рот, но поврежденный язык словно превратился в кусок резины. Боли было столько, что она буквально вышла за ее пределы... Достигла того уровня, того парящего состояния, в котором боль ощущалась, и в тоже время существовала отдельно от нее. Такая волшебная химическая ванна с эндорфинами.

 Кряхтение, рычание, едкий звериный смрад...

Когда Дорис снова открыла глаза, трое дикарей сидели возле нее на корточках. Женщина держала нож, чертовски большой нож. Ухмыляясь, она ткнула им Дорис в живот чуть ниже пупка, надавила, так чтобы тот вошел в нее. Другие смотрели, как она распиливает Дорис живот до самой грудины.

Вид у них был довольный.

Грязными пальцами они раздвинули в стороны рассеченную плоть.

Дорис видела, что они делают, ощущала давление и рывки, но боли не чувствовала. Была отделена от нее. Они широко растянули рану, разрывая желтый жир и розовые нити соединительной ткани. Дорис видела блестящий ком ее желудка, мотки внутренностей. Она ощущала лишь давление и рывки, когда кряхтящие и пускающие слюни существа вырывали из нее какие-то куски, копались у нее в животе, выискивали, рылись, ощупывали.

Они нашли что-то.

Встрепенулись от возбуждения, клацая зубами, издавая низкие, почти оргазмические стоны. Теперь все трое запустили в нее руки, рвали, выдергивали что-то, резали это ножом, наконец, извлекли, издав общий пронзительный вопль. Дорис увидела это. Увидела ту большую мясистую массу, которую они вырвали из нее... тяжелый, красновато-коричневый кусок кровоточащего мяса, который мог быть лишь ее печенью.

Они держали его, словно некий приз.

Рыча и кряхтя, подносили его ко рту и кусали.

Это было последнее, что Дорис увидела, прежде чем тьма забрала ее...

56

А затем в Гринлон пришла ночь.

Она опустилась на крыши домов, выползла из подвалов, из темных углов и переулков, из погребов и кладбищ... из всех тех мест, где пряталась в дневные часы. Хищная, настойчивая, несущая вырождение. Тьма скрывала тысячи грехов, тысячи страшных деяний, развалины, трупы, стаи мужчин, женщин и детей, которые уже не были людьми, а были ночными тварями, мерзкими и безумными, дико носящимися по узким улочкам и заросшим сорняками пустырям, по темным артериям города. Они были теми, кто приветствовал ночь, понимал ее, поклонялся ей и считал своей собственностью. С неподвижными глазами, первобытными аппетитами и зияющей злобой, занявшей место их душ, после пробуждения того самого спящего гена, они вернулись к доисторическим временам. Подавляемые ранее демоны и паразитические желания, давно обитавшие в темных глубинах их психики, были выпущены на свободу с пугающим энтузиазмом. В Гринлоне с атавистическим злом было заключено соглашение, ему было позволено приносить свои гнусные плоды. И урожай был богатым.

Следующие первобытному зову дикой природы, движимые архаичным инстинктом убийства, рожденным в докембрийской жиже, переполняемые радостью от возвращения в джунгли, они вышли на улицы волчьими стаями, охотящимися, калечащими и пожирающими.

И эта ночь длилась вечно...

57