Маша закончила натирать стол и поспешила прочь, заметив на себе недобрый взгляд хозяина ресторана. Я еле догнал ее у дверей кухни и уцепился за передник.
— Маша… Я же вижу, вы встречались с ним! Так расскажите мне… он изменился перед исчезновением?
Маша оторвала мою руку от передника и тихо прошептала:
— Перед тем, как исчезнуть, начал заговариваться. Думал, что он в фильмах своих. Я думала, пил он, только не пахло от него совсем. Лишь на экране и вижу его теперь.
И она убежала на кухню.
В тот же день я приехал на квартиру к Любе. Листья давно опали, и ее окно виднелось, как на ладони — там горел свет. Исполненный надежд, я взлетел по лестнице, но обнаружил в квартире других жильцов — бедную пару студентов. Про Любочку они ничего не знали, но предложили мне брошюру с заголовком «Долой салонное искусство». Я отказался.
Старик-хозяин с сальными глазками заявил, что Люба приезжала пару недель назад, забрала вещи и уехала, а куда, ясное дело, не сказала. Помявшись для виду, старикашка дал мне понять, что Любочка оставила письмо. Заплатив мздоимцу, я получил конверт, подписанный ее рукой.
Когда я дочитал записку, мои пальцы похолодели, словно фамилия Любочки наконец-то оправдала свой смысл. Она уехала и даже не попрощалась со мной. Так могла поступить героиня ее фильмы, но не Любочка.
Я ехал домой на трамвае, уставившись в грязное окно. Стояли морозы, с неба летели густые хлопья снега — на улицах в железных бочках горели костры: нищие жгли мусор. Где-то слышался звон битого стекла.
«Долой господ!» — прочел я на одной стене, проезжая мимо рабочего квартала.
«Я люблю Любу Холодную!» — увидел я на другой.
— Я тоже… — прошептал я.
За зиму на экраны один за другим вышли новые фильмы с Любой Холодной: «Внуки столетия», «Правда дешевой ненависти», «Первый фокстрот». Все они имели бешеный успех. Витольда оттеснили на роли второго плана, и теперь в каждой фильме у нее появлялся новый партнер. Зрители шли смотреть на нее — и неважно, кто делил с ней экран. Во всех фильмах Люба играла один и тот же сюжет — коварное обольщение, разрушительное богатство, наказуемый порок. Несмотря на это, она словно оставалась незапятнанной — своих роковых красавиц она играла, будто приносила себя в жертву, и шла на гибель с высоко поднятой головой, превращая дешевую салонную мелодраму в истинную трагедию.
Я выбивался из сил, аккомпанируя ее светлому образу на экране каждый день бессчетное число раз. Я стал играть хуже, сбивался, терял чувство ритма. К моему негодованию, публика словно не замечала этого. Я мог исполнять одну и ту же дребедень, молотя по клавишам как попало, а зрители все равно продолжали бы идти, чтобы посмотреть на Любовь Холодную.
На годовщину нашего первого свидания, не в силах терпеть разлуку с Любой, я напился в ресторане и проснулся только ближе к полудню следующего дня, пропустив утренние сеансы. Когда я прибежал в зрительную залу, кассир не пустил меня. Через его лысую голову я увидел, как на пианино беззастенчиво фальшивит прыщавый парнишка из «Красы Новограда». Над его головой размытая, как призрак, — без очков терялся триразмерный эффект — висела фигура моей любимой.
Больше я не мог терпеть. Я отправился на вокзал и купил билет на поезд до Фильмаграда.
Многие думают, что Фильмаград — место, где никогда не прекращается праздник, по улицам бродят актеры и, улыбаясь, раздают автографы, а из окон льется музыка лучших таперов. Этот образ поддерживают газеты и досужие сплетни, но я ничуть не удивился, когда увидел из окна поезда большую фабрику с серыми стенами — ничуть не ярче и не привлекательнее, чем Черные Шахты или Сталелитейный завод. Разве что не хватало труб с клубами черного дыма.
Я вышел на платформу в шумящей от возбуждения толпе мужчин и женщин, приехавших на фильмапробы. У меня не имелось никакого определенного плана, но если Любу прятали где-то здесь, я хотел найти ее, чего бы мне это ни стоило.
ebooksa