— Откуда ты взялся?
— Я знаю об этом не больше, чем персонажи фильмы знают о том, откуда появились они. Я думаю, что я существовал всегда. Просто жду удобного момента — развиваюсь вместе с людьми. И, я думаю, что нужен им.
— А если я расскажу им правду?
Мабузе задумался.
— Тебе не поверят. А если поверят, то могут уничтожить меня — любую машину, как и человека, можно сломать. Или просто перестанут смотреть фильмы. Но если я исчезну, пропадет и она.
Мабузе взмахнул рукой, в окошке под потолком застрекотал фильмаппарат, и на экране снова началась фильма «Роковая страсть». Появились вступительные титры, и имя моей возлюбленной возникло, как по волшебству. Любовь Холодная.
Я не дам ей умереть второй раз.
Я кивнул Жоржу Мабузе, прошел сквозь него и направился к выходу. На пороге я оглянулся — фигура, скопированная с молодого Марка Рунича, уже растаяла в воздухе. Но я все-таки спросил.
— А почему фильмы немые? И черно-белые?
Мабузе ответил мне, хотя сути я не понял:
— Памяти не хватает.
Я вышел из здания Фильмаграда на перрон. С темного неба падали первые капли теплого весеннего дождя. Начиналась гроза.
Прибывающий поезд оглушительно свистнул, и я вздрогнул. Кажется, так и называлась самая первая фильма, увиденная человечеством. «Прибытие поезда».
Только с этим поездом явно что-то было не в порядке. Добрую половину окон выбили — в них свистел ветер. В разбитые окна высовывались штыки, стволы винтовок и палки.
— Долой господ! — услышал я нарастающий клич, рвущийся из поезда наружу. — Долой дармоедов!
Поезд остановился, и из него посыпались люди в серых одеждах. Тут были рабочие со сталелитейного. Шахтеры. Студенты. Крепкие парни с оружием в руках.
— Долой их искусство! — орали они, приближаясь, как серая волна. — Долой фильматограф!
— Постойте… — я стоял у выхода с перрона, раскинув руки. — Не надо…
Это все, что я успел им сказать.
Не надо.