— Обещай мне больше никогда не тыкать палками осиные гнезда, Гриша!
Я поклялся.
Но я не обещал не совершать аварийных посадок на неисследованных планетах и медленно умирать от обезвоживания и голода в луже собственных испражнений.
Кожа горит — это ощущение распространяется от левой щиколотки вверх до колена. И продолжает расползаться. Мне нечего делать, поэтому начинаю считать. От восхода Малой Звезды до заката Большой три с половиной земных часа. От щиколотки до колена примерно сорок сантиметров. Значит, одиннадцать сантиметров в час. Через семнадцать часов жжение охватит все тело.
У меня жар. Мама кладет мне на лоб холодный компресс. Наклоняется к подушке и шепчет в левое ухо:
— Все будет хорошо, Гриша.
Прохладный воздух ее слов целителен и свеж. Я хочу ей ответить, но не могу. В рот набилась красная пыль. Мама, почему я еще здесь? Почему не умер?
Я бросил считать скорость распространения инфекции, когда жжение добралось до паха. Сейчас я просто хочу умереть как можно скорее. Я ведь не прошу о многом, мама! Просто накрой мое лицо подушкой и сделай так, чтобы я больше не страдал.
Зуд прекратился настолько внезапно, что я решил, что умер. Мне не больно. Но я не чувствую, что кожа принадлежит мне. На ней что-то есть. Словно подсохшая корочка на ране, которую я норовил подковырнуть в детстве, а мама ругала меня за это. Что-то на моей коже. И это что-то пульсирует. Распространяется медленнее, чем жжение. Паразиты? Насекомые? Последствия химического ожога?
Я чувствую прохладу ветра на левой лодыжке. Не может быть — скафандр должен затянуться на месте пореза.
Моя голова все еще повернута влево, и я вижу свое плечо. Серебристую ткань скафандра. Произведение инженерного искусства. Я вижу, как она разлагается.
Это невозможно. Даже если закопать скафандр в земную почву, он не разложится и за двести лет. Чтобы его разъесть, должна быть очень агрессивная среда. Мою кожу оно бы разъело гораздо раньше. Мою старую кожу.
Теперь, когда я вижу собственное голое плечо, мне становится видно, что тело покрыто багровыми кляксами. Эти кляксы не въелись в кожу. Они… двигаются. Очень медленно, но время-то у меня есть. Они… медленно… ползут. Большая клякса расползлась на две поменьше — кожа между ними выглядит покрасневшей, но без видимых изъянов. Эта дрянь разъела мой скафандр, но пощадила кожу.
Я чувствую это везде. На лодыжках. Между пальцами ног. На бедрах. На спине. На животе. В паху. Эти кляксы двигаются по мне… и внутри меня.
Я не ел и не пил уже больше недели по земному времени. И жив только благодаря этой неземной форме жизни.
От скафандра практически ничего не осталось — я лежу голым на красном песке, и по мне ползают красные кляксы. Одна из них, что гнездилась на плече, явно направилась к лицу. За одни местные сутки она проползла по шее. За вторые — продвинулась по щеке. Я уже не могу ее видеть, но я ее чувствую — такое щекочущее мерзкое ощущение.
Я увидел кляксу, когда она добралась до глаз. Сначала правый, а потом и левый словно заволокло красной пленкой — такой тонкой, что я еще мог различить Большую Звезду. Потом пленка стала толще, и вот я ослеп. Учитывая, что я не могу моргать, это даже облегчение. Разъест ли оно мои глаза так же, как и скафандр? Я не знаю.
По моим ощущениям, клякса закрыла все лицо, оставив незакупоренным только рот. Оно понимает, что без воздуха я умру? Мое правое ухо прижато к поверхности и забито песком, а вот левое открыто всем ветрам и дождям… если бы тут были дожди.
Красная клякса доползла до уха и вползла в него. Очень медленно.
Я могу пошевелить пальцами ног. Невероятно. Или мне это только кажется. Нет, точно! Я чувствую, как сыплется песок между пальцами. Теперь попробуем пальцы рук. Почти получилось!
ebooksa