И все-таки это звучит куда лучше, чем «простить».
— Я прощаю, Ин, — шепчет он.
Мы возвращаемся в лагерь, а над нами медленно восходят на небо две луны — на каждого по одной.
Ни и Тив присоединились к нам через несколько дней. Когда мы с Фи перестали сбрасывать им камни, они явно растерялись и, наконец, бросили тележку и поднялись к нам. Мы показали им, как можно говорить. Как страдать от этого. И как освободиться.
Когда их раны от вырезанных датчиков подживают, мы начинаем готовить побег.
Это оказалось легко. Слишком легко. Никто не следит за нами. Никто не проверяет, выходим ли мы на работу. Никто не спешит карать нас за неповиновение. Но слишком просто не бывает — я уже понял, что за по-настоящему правильные вещи приходится платить.
Мы бродим по лагерю, как призраки, — заглядываем во все бараки в поисках воды, провизии или чего-то, что может сойти за оружие. Вне границ лагеря кормить нас никто не станет. Остальные рабочие либо не замечают нас, либо бормочут привычное «Работать» и идут к своим горам из камней.
— Что нашли? — спрашиваю я, когда наша четверка собирается после заката.
— Из этой рейки я сделаю посох, — отвечает до сих пор прихрамывающий Фи.
— В эту флягу я налью воды, — говорит Ни.
— Из этих лоскутов я сделаю нам тюрбаны от солнца, — шепчет Тив.
И все трое смотрят на меня.
— Мы справимся, — говорю я. Мне просто нравится, как это звучит. Справимся.
Множественное число. Будущее время. Вместе с формой глагола нас становится много, и у нас появляется будущее.
Мы выходим из лагеря следующей ночью. Идем туда, где восходит солнце, — так предложил Фи. Ни и Тив сгрузили на тележку запасы воды и брикеты. Фи идет, опираясь на самодельный посох. Его рана на голени открылась, и он прихрамывает еще сильнее.
Никто не останавливает нас и, скорее всего, не заметит наше отсутствие.
Дорога быстро кончается, и мы идем по каменистой пустыне. Иногда кто-то из нас находит сладкие зеленые камни, и мы радуемся, словно нашли сокровище, деля их поровну. Белая пыль не висит здесь над землей, и дышится легче, чем в лагере. Мы больше не оглядываемся в ожидании погони и больше смотрим вперед в предвкушении хоть какой-нибудь, но перемены.
Я не знаю, сколько дней мы идем. Наша тележка почти пуста, но, глядя, с каким трудом Фи карабкается даже по удобным плоским камням, я решаю не бросать ее. И не зря. Когда Фи падает и больше не может встать, я сажу его в тележку, и мы толкаем ее по очереди.
— Мы идем, Ин… — говорит он в бреду. — Я иду, ты идешь, мы идем, мы будем идти.
— Мы будем идти, — соглашаюсь я.
ebooksa