Они увидели, как из глубины переулка какими-то прыжками на хилых лапках надвигается громадное насекомое.
— Пара часов, чтобы выпить и покурить, пока мы не столкнемся с этой неизвестной тварью, — выдохнул Шлехтвег.
Насекомое с трудом ползло мимо фасадов, по которым хлестал дождь.
— Его природу не узнать, но оно очень уродливо. И почему я всё время думаю о сколопендре и девице Стурмфедер? — пожаловался Бильсен.
— Логично, — ответил еврей.
— Послушайте, — начал Шлехтвег, отхлебывая маленькими глотками кюммель, разбавленный водкой. — Надо понимать, что дом напротив абсолютно пуст. Жильцы из него нагрузили свою мебель на тележки и поспешно смылись. Там осталась лишь одна меблированная комната, в которой на кровати лежит мертвая Стурмфедер. Там нет ни одной живой твари, кроме… сколопендры.
— Она пробралась через щель, — кивнул Селиг.
— А что еще там движется, — жалобно простонал Бильсен. — Слышите? Слышите?
Тишина в доме напротив лопнула, как стеклянная палочка.
Послышался раздражающий и неясный шум.
— Это Стурмфедер, — прошептал Шлехтвег.
— Да, шум из ее кухни!
До них доносился привычный шум моющихся тарелок, перезвон чашек, журчание воды в мойке, стук посуды, которую ставят на место.
Потом раздался хлопок пламени в зажженной горелке, а через несколько минут запел чайник.
— Шторы плотно закрыты, — сказал Бильсен, — однако я знаю, что через грязный муслин «наблюдают за улицей и за этой штукой, которая ползет так медленно, так медленно…»
— Ого! Запах ее кофе! Я узнаю его, готов на пари.
— Однако она мертва, мертва, — почти плача, произнес Шлехтвег.
— Это ничего не доказывает, — ответил еврей.
В мрачной комнате на несколько минут воцарилась тишина, потом шум внезапно усилился, словно кто-то поспешно заканчивал недоделанную работу.
— Да, теперь я знаю, — сказал Селиг Натансон.