— Но вы не фанфарон, не сноб и не краснобай, — возразила она.
— Увы, я не играю в гольф, — горько ответил полковник.
…С войны он вернулся на протезе и с простреленным легким, иногда его подводило и сердце.
Мэйзи Даунер мечтательно добавила:
— Кубок Принца Уэлльского… Чемпионат Шропшира… Кубок Дальтона… Кубок Миллэнд Роя…
— Прошу вас, — проворчал Ридинг. — Это старые победы, они растаяли, как и прошлое.
— Почему вы так любите Хея? — вдруг спросила она.
— Мы вместе воевали, — просто ответил он. — Он был хорошим солдатом, и стал столь же хорошим гольфистом.
— Майк Фринтон тоже принимал участие в войне, — вскинулась она.
— В интендантстве. А Госкетт служил родине, поставляя армии картонные ботинки. Стоун же держал в тылу столовую. Стоит ли говорить о других?
— Спасибо… Хватит…
Они миновали Числехарст и Сандридж и въехали в Лондон через Левисхэм.
— Где вас высадить, мисс Даунер? — спросил Ридинг. Она назвала улицу неподалеку от Кенсингтон-парка, и остальную часть путешествия они проделали молча.
Когда Мэйзи вышла из машины, Ридинг развернул бентли и вернулся в Бермондси — ему хотелось встретиться с Джильбертом Хеем.
— Неужели вам так нужен этот проклятый Кубок Сифелла? — с привычной прямотой спросил Ридинг.
Хей медленно кивнул, но не ответил. Ридинг внимательно посмотрел на него: ему казалось, что впервые он заметил серебряные пряди на висках друга и глубокие морщины на его лбу.
— Отвечайте, майор, — кисло улыбнулся Ридинг.
— Полковник, вы можете отправить меня под арест, — с такой же кислой улыбкой ответил Хей, — ибо я отказываюсь подчиниться вашему приказу.
Он встал и прислонился к камину, но острый взгляд Ридинга уже заметил то, что хотел видеть, — Хей пытался спрятать за спиной фотографию, стоящую на мраморной полке.
— Мэйзи Даунер, — сказал Ридинг. — Я только что с нею расстался.