— Фишки? — Даэд смешался под несколько удивленным взглядом стража, — да, фишки. И доски. Я посижу у постели, готовя их для игры.
— Хорошо, саа, — элле отвернулся, перечитывая написанное и делая в нем пометки.
Даэд подошел к мальчику, тот протянул ему стопку картонных листов и мешочек с угловатыми в нем краешками.
Оставив за спиной колыхание многослойных штор, Даэд сел, укладывая картонки на столик. Ощупывая замшевый мешок, полный фишек, внимательно посмотрел на спящую. Неллет лежала на спине, раскинув тонкие руки. Напряженное лицо меняло выражения, будто по нему пробегали тени, мешаясь со светом. Губы приоткрывались и тогда Даэд совсем стихал, чтоб не мешать кенат-пине уловить шепот. Но слов не было, лицо становилось серьезным, рот смыкался, не сказав ничего. Мерно падали капли водяных часов, отмеряя ночное время. И наконец, Даэд расслабился, отвлекшись, и развязал мешок, запуская в него руку. Вытащив горсть вырезанных из пластикового картона фишек, улыбнулся удивленно. Аккуратно укладывал поверх досок, разглядывая каждую.
— Узнал? Вспомнил?
Он положил фишки, радуясь пробуждению Неллет. Кивнул, наклоняясь, чтоб взять ее руку.
— Узнал? — прошелестел за шторами мальчишеский голос, — вспомнил?
— Когда же я играл в хэгони-така последний раз? — Даэд не обращал внимания на привычный шепот-эхо за мягкой стеной, — наверное, лет в десять. Я хорошо играл. Простая игра для маленьких детей.
Неллет кивнула, жестом показывая, что хочет сесть. Откинулась на подушки, которые Даэд поднял повыше. А он снова взял в руки фишки, показывая ей одну за другой.
— Рыба. Птичка в гнезде. Птичик-отец. А вот охотник. Домашняя змея. Ящерка. Мальчик. Девочка. Мышь. Еще — летучая мышь. Было очень весело. Мы клали на стол самую большую доску. И вертели, закрывая прорези. Кто первым устраивал свои фишки, тот победил.
— Так просто? — Неллет улыбалась, трогая пальцами кончик локона.
Даэд покачал головой, вспоминая дальше.
— Нет. Еще нужно было, чтоб это все — жило. По-настоящему. Нельзя ставить птицу на поле воды. А рыбу на территорию неба. Хотя некоторые фишки почти подходили к вырезам. Надавишь, они встают. Но это неправильная победа. А еще бывали странные доски, где ни одна фишка не вставала верно. Вот там птицы плавали в воде, Башня лежала на боку, облако высовывалось из детской карусели. Мы их называли — поля-сны. Потому что во сне все может быть наоборот.
Он повертел в руках черную фишку, похожу одновременно на звезду и человечка с растопыренными руками и ногами. Взял другую — белую, где нижняя часть звезды сливала лучи в подобие юбки.
— Люди. Мальчик. У нас назывался — стрелок. Почему-то. И девочка. Видишь, юбка? Называлась — хозяйка. Самая главная доска была та, где стрелок и хозяйка находили общее место. Смотри.
Он соединил фишки, вкладывая их боками, так что руки соединились, и фигурки обняли друг друга.
— Они должны совпасть, а еще встать в вырез, один на обе фишки. Из-за этих досок я и перестал играть в хэгони-така.
Он рассмеялся.
— Я рос и мне казалось, это девчачья игра, про любовь. А хотелось стрелять и всякие приключения. Но все время выпадали истории с двойной фишкой. Я узнал, что девочки спорят, кому играть в паре со мной. Чтоб выйти замуж за стрелка и завести хозяйство. Обиделся на дурацкие правила и перестал играть. А ты? Ты играла? И с кем?
Неллет протянула руку, принимая в ладонь две сомкнутые фигурки. Подняла на Даэда зеленые глаза, опушенные длинными ресницами.
ebooksa