Ами-Де-Нета [СИ]

22
18
20
22
24
26
28
30

Он важно кивнул, стараясь не смотреть на свои сцепленные на животе руки. Корявые пальцы, унизанные перстнями. Болят по ночам. И лениво рассердился, удобнее устраивая грузное тело в мягком кресле. Рабыня. Пусть красавица, мало ли у него красавиц. Совсем молодая, — и такого добра у него полный женский сад. Но ни одна не заставила вспомнить о возрасте. О том, что когда-то эти пальцы были тонкими и сильными. Молодыми. А брюха, выпестованного десятилетиями пиров и роскошных трапез, не было вовсе. Чем же она другая?

Веки тяжелели, он отчетливо ощущал, как они наползают на глаза, хоть раскрывай их во всю ширь. И щеки. Наверняка висят, как у старого пса. Да что с ним? Ребенок, которого не было на свете пятнадцать лет тому. Девчонка без мозгов, бутон, бессмысленный еще звереныш. И ему неловко, что она увидит его, своего повелителя. Стариком.

— Приведите, — голос надтреснуто отозвался внутри головы, такой — чужой и одновременно свой голос, с которым Даэд прожил семь десятков лет, привыкая к его изменению.

«Голос постарел вместе со мной…»

— Ее готовят, мой владыка. Новые одежды…

— Ведите в чем привезли.

Он расцепил руки и выпрямился, укладывая их на пухлые бархатные подлокотники. А потом увидел ее в проеме распахнутых парадных дверей. В толпе рабынь, что расступались, оставляя девушку в одиночестве.

Босая. В домотканом покрывале, туго обернутом вокруг груди.

«Ее я буду любить. Пока не умру. Благо, осталось совсем недолго».

— Так ты говоришь, что…

Даэд открыл глаза, опуская их на раскрашенное поле доски. Там, среди варварской роскоши колонн и статуй толпились нарисованные люди, смуглые, с гладко забранными под чеканные обручи волосами, кто-то в пышных полосатых одеждах, другие — в крошечных набедренных повязках. И на лестнице, ведущей к богатому трону — две фишки, сцепленные руками, такие чуждые среди изысканного рисунка. Но плотно закрывающие зазоры прорезанного для них отверстия.

— Это… — Даэд пытался собраться с мыслями, чтоб задать верный вопрос, но было сложно, мысли двоились. Торжествующая печаль грузного старика, облеченного абсолютной властью, не хотела уходить. И он посмотрел на свои руки. Молодые руки с сильными пальцами.

— Убери. Не бойся, теперь оно в памяти. Теперь я.

Даэд с трудом вытащил фишки, подал белую Неллет. И послушно закрыл глаза, напрягаясь, чтоб встретить нового двойника.

Неллет наощупь скользнула рукой над самой поверхностью новой доски. Почти уронила фишку, накрывая ее слабой ладонью.

…подалась ближе к зеркалу, внимательно глядя на блестящие губы в перламутровой помаде. Прицелилась и точным движением поправила уголок губ, закрыв карандашик, бросила его в сумочку.

— Ну? — повернулась, изгибая талию и подмигнув наклеенными ресницами, — думаешь, устоит?

Девушка у большого окна пожала плечами, кивнула одобрительно, разглядывая подругу. Но сказала вредным насмешливым голосом:

— Говорят, ему нравятся скромницы. Домашние такие. А еще говорят, он до сих пор обедает только с мамой. Водит ее в рестораны, каждый день.

— Пф. — Неллет отряхнула шелковую блузку, подумала секунду и расстегнула еще одну пуговку, так чтоб виднелось нежное кружево, — от скромниц отучим, маму приручим. В первый раз, что ли.