Машут в небе лентами радуг.
Дядюшка Томпа ковер-плоскогорье
За кромку хватает, трясет, что есть силы,
То-то забавно глупцы да злодеи
Сыплются, падают вниз кувырком!
Перу Мидори Снайдер принадлежит множество романов-фэнтези, включая
Одним из лучших подарков, полученных мной от матери-тибетолога, был сборник сказок о Дядюшке Томпа под названием «Сказки о дядюшке Томпа, легендарном тибетском пройдохе», составленный и переведенный на английский Ринджингом Дорже. Впервые Ринджинг услышал эти сказки в детстве, когда пас яков в Тибете – вероятно, в том самом возрасте, в котором получила эту книгу я. Хотя мы живем на разных континентах, в разной культурной среде, говорим на разных языках, я не сомневаюсь: оба мы хохотали в голос над одними и теми же местами, восхитительно скандализированные ужасными выходками и сексуальными подвигами Дядюшки Томпа. Дядюшка Томпа не из тех блистательных культурных героев, чьи космического масштаба шалости меняют вселенную. Он – торговец, бродячий ткач, чтец священных писаний, слуга… короче говоря – рабочий человек, и его проделки нередко уравнивают шансы простых людей на победу над богачами и знатью. Тщеславного богатея, ищущего средство от облысения, он заставляет платить за суровое «лечение»; до ханжества стыдливая мать, не позаботившаяся просветить дочь в вопросах секса, обнаруживает, что Дядюшка Томпа оказался куда лучшим учителем; не в меру жестокий и скорый на руку настоятель монастыря поклоняется замерзшему дерьму Дядюшки Томпа, поддавшись на его обман и уверовав, что это дар небес… Книгу о нем я получила много лет назад, но до сих пор перечитываю эти уморительные истории. И Дядюшка Томпа раз за разом напоминает: не хочешь остаться в дураках – выкинь из сердца мелочность и пошлость, держи ухо востро, а глаза – открытыми.
Всесветный кот
– Поймал, Бобби! Поймал я этого кота! – крикнул лысый здоровяк, запихивая грубый холщовый мешок с моей материальной оболочкой внутри в кузов пикапа.
– Вылезет и удерет, – заявил тощий очкарик Бобби, втыкая ключ в замок зажигания и запуская двигатель. – Гляди, Ник, гляди: узел-то уже распускается!
В самом деле, ткань мешка была довольно ветха, а узел затянут кое-как. Я легко мог разглядеть, что происходит снаружи, да вдобавок прибег к навыкам, которые выработал еще четыре тысячи лет назад, на берегах Нила, ускользая от хищных аспидов. Я поднялся, выгнул спину и едва не освободился из заточения в сей ненадежной тюрьме.
– Тресни его чем-нибудь, – посоветовал тощий Бобби, переключая передачу, и его лысый коллега, естественно, тут же принялся шарить по полу грузовичка в поисках дубины, достойной сего гераклова подвига.
Причинить мне вред нелегко, ведь я – существо неземное, я – древнее божество, бессмертный в облике кота. Мне поклонялись в Александрии задолго до того, как Цезарь бросал жребий перед рекой Рубикон, меня славили в Риме еще перед тем, как в адрес римского папы сложили хотя бы одну молитву.
Но бессмертная сущность – это одно, а причинить мне легкую (а то и не очень легкую) боль, должен признаться, вполне возможно. При виде увесистого разводного ключа в руке Ника я замер без движения, притворившись отчаявшимся и сдавшимся.
– На этот раз пустим в дело резиновый жгут, – сказал лысый и грузный Ник. – А то прошлого кота Танк разорвал на клочки в полсекунды.
Сия малоприятная сентенция заставила меня призадуматься.
Судя по всему, Танк был каким-то их товарищем либо помощником, но мое внимание в первую очередь привлекли слова «разорвал на клочки».
По свету я странствую с тех пор, как впервые коснулся лапой песка Древнего Египта. Нынешний визит на Западное побережье Северной Америки был первым с 1906 года, с того самого дня, когда Карузо был так напуган землетрясением в Сан-Франциско. Я любовался закатом сквозь ажурные конструкции моста Золотые Ворота, сидя на берегу залива, а эти двое туземцев приняли меня за обычного смертного кота, набросились и схватили. И вот теперь я лежу здесь, в ветхом мешке, и, слыша их разговоры, не без оснований подозреваю, что на уме у них – нечто весьма и весьма кровавое.