Назавтра в полдень Линна вдруг вскидывается и просыпается: древняя обезьяна внутри заставляет подняться на ноги. Еще не успев окончательно пробудиться, Линна понимает: ее разбудил вовсе не треск заводящегося двигателя за окном. Это был выстрел из дробовика, причем всего в паре кварталов отсюда, а в кого стреляют, догадаться нетрудно.
Кое-как одевшись, Линна бежит к Круз-парку. На этот раз даже в боку не закололо. Полиция, мигалки, лента «Опасно!» – все как вчера, только теперь повсюду вокруг собаки. Не меньше двух десятков псов вытянулись на тротуарах, будто прилегли вздремнуть жарким летним деньком, однако грудные клетки их неподвижны, открытые глаза потускнели от уличной пыли и цветочной пыльцы.
Линна замирает, не в силах выговорить ни слова, но разговоров вокруг и без того достаточно. С самого утра люди из Службы Отлова заглянули в местный «Диллонс», купили там пятьдесят фунтовых пакетов дешевого котлетного фарша, на который как раз была скидка, начинили фарш ядом и разбросали по парку. Вон они, синие полиэтиленовые пакетики – до сих пор валяются повсюду среди собачьих тел.
Умирающие собаки неразговорчивы. Многие вновь перешли на древний язык страданий и боли, невнятно скулят, повизгивают. Люди ходят рядом, достреливают отравленных, тычут шестами в кусты в поисках улизнувших.
Вокруг собрался народ – на машинах, в пикапах, на скутерах и велосипедах, а кое-кто и пешком. Полицейские, оцепившие Круз-парк, просят всех разойтись.
– Риск для здоровья, – говорит один.
– Угроза жизни, – говорит другой.
Но люди не спешат расходиться, ряды их растут, прибывают.
Глаза Линны полны слез. Она моргает, и слезы катятся по щекам, странно холодные, густые.
– Так, значит, поубивать их, и дело с концом? – говорит женщина, стоящая рядом.
Ее щеки тоже мокры от слез, но голос ровен, будто они с Линной беседуют в университетской аудитории. На руках у нее младенец, лицо его прикрыто уголком пеленки, и он всего этого не видит.
– У меня дома три собаки, – продолжает женщина, – и они в жизни никому ничего дурного не сделали. Никакая речь этого не меняет.
– А что, если они изменятся и в другом? – спрашивает Линна. – Что, если попросят настоящей еды, такую же мягкую постель, как ваша, возможности жить собственными мечтами?
– Постараюсь дать им все это, – отвечает женщина, однако все ее внимание приковано к парку, к собакам. – Да как же они могут?!
– Попробуйте им помешать, – откликается Линна и отворачивается.
Губы солены от слез. Казалось бы, слова женщины, тот факт, что не все еще разучились любить животных после того, как они перестали быть бессловесными рабами, должны ее хоть немного утешить, но Линна не чувствует ничего. Совершенно опустошенная, она направляется на север.
Это та самая собака. Угодила она под машину. Какая-то часть от нее отлетела и понеслась прочь, в темную-темную трубу. А собака-то не знала, что такое от нее отлетело, и потому бросилась в погоню. Труба длинная, холод в ней такой, что пар из пасти валит. Добралась собака до конца и видит: света вокруг нет, а весь мир пахнет холодным железом. Пошла она по дороге. Холодные машины несутся туда-сюда и даже не тормозят, но ни одна собаку не сбила.
И вот дошла Одна Собака до автомобильной стоянки, а на стоянке нет ничего, кроме собачьих лап. Бегают лапы из угла в угол, но ни увидеть, ни учуять, ни съесть ничего не могут. Видит собака: лапы-то все – не ее, чужие. Пошла она дальше. Вскоре наткнулась на другую стоянку, полную собачьих ушей, и еще одну, битком набитую собачьими задницами, и третью, с собачьими глазами, и четвертую, с собачьими туловищами, но все эти уши, задницы, глаза да туловища – тоже не ее.
ebooksa