Линна умолкает, задумывается, обводит взглядом собак, окруживших ее со всех сторон. Обезьяний страх прошел, исчез без следа: ведь теперь она – сказочница, повелительница дум. Теперь она не сомневается: псы ее не загрызут.
– Да, Койот проделывал все это и многое другое. Наверняка похожие сказки есть и у вас. Так вот, мне пришло в голову, как вас спасти. Кое-кто может погибнуть, но хоть какой-то шанс – лучше, чем никакого.
– С чего бы нам доверять тебе? – подает голос метис лабрадора с пойнтером.
Он всегда относился к Линне с неприязнью, но остальные псы – за нее. Чувствуя это, Линна отвечает:
– Потому что эта хитрость, пожалуй, достойна самого Койота. Давайте, я все объясню.
Мы, люди, немало гордимся собственным разумом, но из-за этого нас только легче одурачить. Например, видя человека на белом пикапе, мы свято верим: перед нами – взаправду тот, кого мы ожидаем увидеть. Поэтому Линна идет в ближайший офис «Ю-Хоул»[148] и берет напрокат пикап до конца дня. Отыскивает в шкафу белую рубашку, которую надевала, работая билетером в концертном зале. Зная, что папка-планшет с распечатками есть символ служебных обязанностей, небрежно швыряет именно такую на приборную доску.
Вскоре ее пикап задним ходом подкатывает к парку со стороны Второй улицы. Собаки выскальзывают наружу сквозь дыру в ограде и забираются в кузов. Самых маленьких, которым самим не допрыгнуть, подсаживает Линна. В кузове псы осторожно укладываются кучей, вплотную друг к дружке. Последние наступают на уши и на хвосты тем, кто забрался прежде, так что без рыка и лязга зубов дело не обходится, но вот наконец-то все улеглись, все могут хоть чуточку дышать, глаза у всех крепко зажмурены.
Пикап с грудой собак в кузове выруливает на Шестую улицу. Здесь Линну останавливают полицейские, и она рассказывает им сказку – совсем короткую. О том, что в последние дни Служба Отлова перегружена вызовами: коровы, забредшие на хайвей; лошади, сломавшие ноги, прыгая через ограждения; да еще эти собаки – дюжины и дюжины собак из Круз-парка. Потому-то Служба отлова и вынуждена арендовать пикапы, где только возможно. Ну, а уничтожение безнадзорных собак из Норд-парка было назначено на сегодняшнее утро.
– На утреннем брифинге об этом ни слова не говорилось, – замечает один из полицейских, тыча черной дубинкой в груду собак.
Тела собак под тычками дубинки безвольны, дряблы, будто размороженное мясо. Несет от них жутко – пожалуй, неопытному наблюдателю не узнать в этой вони запаха псины пополам с дерьмом.
Линна улыбается во все зубы.
– Я возвращаюсь в приют, – говорит она. – Там есть печь для кремации.
С этими словами она машет перед носом полисмена сотовым телефоном (только бы не попросил поговорить с тем, кто на линии: на связи-то никого).
Но люди верят сказкам и тем воплощают их в жизнь. Еще разок ткнув дубинкой груду собачьих тел, полисмен морщит нос и взмахом руки велит Линне следовать дальше.
Парк Клинтон-Лейк огромен. Деревья и непролазные кусты вокруг большого озера; куда ни взгляни – жилья поблизости нет. Линна выскакивает из кабины, опускает задний борт кузова, собаки неловко прыгают вниз, потягиваются, разминая затекшие лапы. Три пса погибли от теплового удара, придавленные телами остальных. Один из них – Голд, но Линна не плачет. Ей с самого начала было ясно: всех не спасти. Большинство уцелели, и этого довольно. И сказки будут продолжать жить: сказку убить нелегко.
С этой минуты собаки могут идти, куда захотят. Так они и делают. Вместе с другими, благодаря хитрости, быстроте или силе сумевшими ускользнуть от людей, они разбегутся по всему Среднему Западу, по всему миру. Кое-кто даже найдет новый дом у людей, которые смогут увидеть в них не рабов, а друзей и тоже станут свободными. И сама Линна вернется домой с дрожащей малюткой Софи и грустной Хоуп.
Некоторым суждено умереть – погибнуть от рук человека, в когтях пум, под колесами машин и даже от клыков других собак. Остальные дадут потомство. Отцами некоторых щенков непременно окажутся койоты. Так, мало-помалу, изменившиеся собаки найдут свое место в изменившемся мире.
Это та самая собака. А случилось все в те времена, когда никакого мира еще не было – только человек да собака. Жили они в доме без единого окна, куда можно бы выглянуть. А еще ни у одной вещи не было запаха. Нужду собака справляла на газету в ванной, но даже после этого в доме не пахло. Ничем. И вкуса у собачьей еды тоже не было. Человек все это нарочно утаивал: знал, что из запахов можно создать вселенную, и не хотел, чтобы Одна Собака ее создала.
ebooksa