– А не пойдешь, все подумают: струсил Мюрдре Петипа, испугался бледнокожей красноглазой девчонки с болот, хоть и пятки ее в кровь сбиты. Чего боишься, а? Ты, который своей игрой выгнал из пекла самого льявола, а после обратно загнал?
– Я не боюсь, – цедит Дре Петипа сквозь плоские желтые зубы. – Просто – на что оно мне? Не хочешь в мужья одного из моих сыновей, ступай себе обратно в болото. Больше у нас с тобой никаких дел нет.
Тут Луи поднялся на ноги и, прихрамывая, подошел ко мне.
– Мой тебе совет, пап: соглашайся. Если выиграешь, дам слово, что не сбегу от тебя при первом же удобном случае.
– И я дам слово, что не отправлюсь с ним, – говорит Телемах, встав с нами рядом.
А с другого боку подходит ко мне Аристиль.
– И я, – говорит.
– И я, – добавляет Малыш Поль.
– И я дам слово не превращать твою жизнь в сущий ад за то, что ты из пустого упрямства отнимаешь у меня сыновей, – обещает Октавия.
Глядит на нас с козел Дре Петипа – щеки красны, как огонь, глаза горят, будто угли.
– Видно, вам, мальчишкам, одного урока мало. Что ж, неясыть болотная, я согласен. Зови скрипача, пусть он нам сыграет, а уж я от восхода до восхода пропляшу!
Все вокруг смолкли, а Октавия говорит:
– Дре, ты же знаешь: в приходе Сен-Мари других скрипачей нет.
– Значит, на том и делу конец. Что за танец без музыки? Спор отменяется.
Кто-то в толпе засмеялся. Я и сама посмеялась бы, будь все это сказкой о Молодом Дре Петипа и о том, отчего вся музыка в приходе Сен-Мари принадлежит ему.
Но тут из толпы раздался новый голос – голос моего друга Улисса:
– Я вам сыграю.
Обернулась я и вижу: стоит он среди людей, одетый в покупной костюм, буйная черная шевелюра приглажена так, что лоснится от масла, а взгляд простодушный, бесхитростный, как у щеночка в корзинке.
– У меня и аккордеон случайно с собой, – продолжает он, и улыбается мне во все зубы.
Я в ту же минуту поняла, что люблю его больше всех на свете.